Ричард А. Варшак в 1978 г. получил докторскую степень в области клинической психологии в Научном центре здоровья Техасского университета. Он является профессором клинической психологии на кафедре психиатрии в Юго-Западном медицинском центре Техасского университета, консультирует и проводит экспертизы по судебным делам об опеке над детьми. Изучает психологию отчужденных детей; участие детей в спорах об опеке и влияние развода на детей, принятие решений об опеке над детьми, оказывает помощь отчужденным детям в воссоединении с родителями. Также он развивает образовательные программы для отчужденных родителей и вмешательства, которые помогут понять, предотвратить и преодолеть разрушение детско-родительских отношений. Автор широко известной книги (бестселлера по проблеме PAS) «Яд развода» (2002, 2010) и более 10 научных статей. Сайт - https://www.warshak.com/
РОДИТЕЛЬСКОЕ ОТЧУЖДЕНИЕ: КОГДА ЭКСПЕРТЫ ОШИБАЮТСЯ
Источник: http://dx.doi.org/10.1037/law0000216
Psychology, Public Policy, and Law
Американская психологическая ассоциация 2019, т. 1, № 999, 000
Опубликовано в 2019 г.
Этот документ защищен авторским правом Американской Психологической Ассоциации или одним из его издателей. Эта статья предназначена исключительно для личного использования, не для коммерческого распространения
Утверждения о том, что один из родителей манипулировал ребенком, чтобы настроить его против другого родителя, поднимают сложные вопросы, оспаривающие экспертную оценку опеки над детьми, перед экспертами и судами. Ключевой вопрос касается ложноположительной идентификации родительского отчуждения с выводом о том, что родительское отчуждение существует в тех случаях, когда оно в действительности не существует. Такие ошибочные выводы усиливают озабоченность по поводу применения принципа родительского отчуждения в делах семейного права и способствуют скептическому отношению к этому понятию. В данной статье рассматриваются ошибочные выводы о том, что ребенок отчужден, и что родитель участвует в кампании отчуждающего поведения. В статье подчеркивается, что эксперты должны тщательно исследовать разумные альтернативные объяснения поведения детей и родителей, в том числе обратить внимание на семь критериев, которые отличают иррационально отчужденных детей от детей, чье негативное или отвергающее поведение не является родительским отчуждением. Эксперты также должны изучить различные причины предпочтений одного из родителей со стороны ребенка..
Кроме того, отчуждающее поведение—наблюдаемое в различных степенях интенсивности, частоты и продолжительности может отражать различные мотивации. Эксперты и судьи, которые не обращают внимания на нюансы отчуждающего поведения, скорее всего, придут к ложным выводам о значимости такого поведения и сделают рекомендации, которые не отвечают наилучшим интересам детей. Наконец, специалисты по оценке детско-родительских отношений должны уделять внимание своим предвзятым суждениям, а также сложности вопросов родительского отчуждения, с тем чтобы уменьшить вероятность ошибочных мнений о том, что ребенок отчужден или что родитель занимается отчуждающим поведением.
Суд Нью-Йорка отметил, что три опытных эксперта «пришли к выводу, что мать отчуждала детей».Но суд, отвергая выводы экспертов, счел, что «нет ни одного доказательства того , что какая-либо из трех дочерей отчуждена от своего отца" (J. F. vs. D. F., 2018). Неужели эксперты ошиблись? - А судья?
Утверждения о том, что один из родителей манипулировал ребенком, чтобы настроить его против другого родителя, поднимают сложные вопросы, оспаривая оценку опеки над детьми со стороны экспертов-свидетелей и судов. Обширная литература содержит рекомендации для экспертов, которые оценивают наличие родительского отчуждения (Bernet & Freeman, 2013; Clawar & Rivlin, 2013; Drozd & Olesen, 2004; Ellis, 2008; Fidler, Bala, Birnbaum, & Kavassalis, 2008; Freeman, 2011; Lee & Olesen, 2001; Stahl, 2004). Но меньше внимания было уделено типу ошибок, таких как те, которые наблюдались в судебном процессе J. F. vs D. F., которые приводят к ложноположительной идентификации родительского отчуждения (Brody, 2006; Lubit, 2019; Warshak, 2002). Ложноположительная идентификация - это вывод о том, что родительское отчуждение существует в том случае, когда оно действительно не существует,—порождает озабоченность по поводу применения родительского отчуждения в делах семейного права.
Некоторые профессора права (Bruch, 2001; Dalton, Drozd, & Wong,; Meier, 2009, 2019), специалисты в области психического здоровья (Dallam & Silberg, 2016; Mercer, 2019a, 2019b; O'Donohue, Benuto, & Bennett, 2016; Walker, Brantley, & Rigsbee, 2004), а также группы адвокатов выступают против любой зависимости от родительского отчуждения в судебном разбирательстве по вопросам опеки над детьми (список из 11 адвокатских групп см. Gershenzon, 2009).
Эти критики пропагандируют государственную политику и законы, запрещающие рассмотрение судом доказательств родительского отчуждения. Например, в одном из законодательных законопроектов была предпринята попытка исключить из рассмотрения судом любую экспертизу по оценке опеки над детьми, в котором упоминается термин «родительское отчуждение» (Assem. B. 612, 2009 –2010 Sess., Cal. 2009).
Сторонники закона о запрете доказательств, связанных с родительским отчуждением, утверждают, что родительское отчуждение является лишь уловкой, чтобы отвлечь внимание суда от ответственности жестокого родителя за сопротивление детей или отказ проводить время с этим родителем. Настоящая статья не разделяет эту крайнюю точку зрения или предлагаемое средство правовой защиты в виде исключения доказательств родительского отчуждения. Но критики родительского отчуждения высказывали обоснованные опасения, что свидетели-эксперты иногда делают ложноположительную идентификацию родительского отчуждения (Lee & Olesen, 2001).
Чем больше количество таких ошибок, тем больше суды будут рассматривать иски о родительском отчуждении со скепсисом. И наоборот, большая точность экспертных заключений о родительском отчуждении повысит уверенность судов в ценности таких заключений— в соответствии с государственной политикой, которая способствует здоровым отношениям между родителями и детьми после развода (см., например, Семейный кодекс штата Техас, § 153.001[a][1]). Как таковые суды должны рассматривать все соответствующие доказательства—включая доказательства, связанные с отчуждением родителей, а также учитывать риски ложноположительных идентификаций.
Внимание к родительскому отчуждению значительно возросло с конца 1990-х гг. За это время увеличилось количество судебных и апелляционных жалоб. Некоторые идеи этой статье были высказаны на конференции по инновациям о нарушениях в судебном разбирательстве по опеке, совместно организованной Государственной коллегией адвокатов штата Техас и Американской академией семейных юристов штата Texas в январе 2019 года, а также на ежегодном семинаре по семейному праву Государственной коллегии адвокатов штата Юта в июне 2019 года.
Случаи, когда назначенные судом эксперты давали показания об отчуждении родителей или когда суды определяли, что отчуждение родителей было доказанным и имеющим отношение к делу, значительно расширились (Lorandos, 2020). Кроме того, накоплены знания о родительском отчуждающем поведении и психологии отчужденных детей (для базы данных из более чем 1300 публикаций см. медицинский центр Университета Вандербильта), а также исследования по инструментам оценки (Bernet, Gregory, Reay, & Rohner, 2018; Hands & Warshak, 2011; Huff, Anderson, Adamsons, & Tambling, 2017; Moné & Biringen, 2012; Rowlands, 2019a, 2019b). Обзор 58 исследований показал, что родительское отчуждающее поведение и наличие отчуждения у ребенка могут быть достоверно идентифицированы (Saini, Johnston, Fidler, & Bala, 2016). Однако ни в одном исследовании не было задокументирована распространенность и источники ложноположительных идентификаций родительского отчуждения.
Эта статья предлагает подходы, которые помогут экспертам, дающим показания, избежать этих ошибок идентификации. Эти подходы могут также поддержать политические инициативы, признающие актуальность проблем отчуждения родителей для судебных разбирательств по вопросам опеки над детьми. Кроме того, эта статья может служить руководством для адвокатов, которые представляют интересы клиентов, ложно обвиненных в совершении отчуждения их ребенка.
Статья завершается направлениями дальнейших исследований параметров отчуждения и повышения качества судебно-медицинской практики в решении вопросов родительского отчуждения
.
Примечание о состоянии исследований родительского отчуждения
В свете расширяющейся литературы Харман, Бернет и Харман (2019) утверждали, что понимание социальными учеными родительского отчуждения переместилось из стадии «всходов» в стадию «расцвета», сопровождаемую разработкой теории, проверкой гипотез и интеграцией данных и теорий (Simpson &Campbell, 2013). Харман, Крук и Хайнс (2018) отметили, что типичные для данной области на данном этапе большинство эмпирических исследований, которые явно касаются родительского отчуждения, использовали поперечные конструкции и ретроспективные отчеты из отчужденных родителей и взрослых детей. Saini et al. (2016) пришли к выводу, что 58 исследований о родительском отчуждении, которые они рассмотрели, были методологически слабыми.
Хотя Саини и др.попытка объективно оценить методологию родительского отчуждения эмпирические исследования служат достойной цели, их обзор игнорирует надежные и методологически строгие исследования психологических процессов и стилей воспитания, характеризующих родительское отчуждающее поведение и его влияние на детей. Эти исследования включают в себя:
* навязчивое воспитание (Barber, Stolz, & Olsen, 2005);
* психологическое насилие над детьми (Harman et al., 2018);
* втягивание детей в конфлиты родителей (Buchanan, Maccoby, & Dornbusch, 1991; Cummings & Davies, 2010; Davies & Cummings, 1994; Davies & Martin, 2014; Hetherington, Bridges, & Insabella, 1998);
* тревожность (Ahrons, 1983; Austin, Fieldstone, & Pruett, 2013; Ganong, Coleman, & Chapman, 2016; Pruett, Arthur, & Ebling, 2007; Saini, Drozd, & Olesen, 2017);
* внушаемость (Ceci & Bruck, 1995; Poole & Lindsay, 1995, 2001);
* ложные воспоминания (Loftus, 2003);
* социальное влияние и убеждение (Zimbardo & Leippe, 1991);
* когнитивный диссонанс (Egan, Santos, & Bloom, 2007; Festinger & Carlsmith, 1959; Hart et al., 2009; Jonas, SchulzHardt, Frey, & Thelen, 2001);
* социальная психология группового включения и исключения и межгрупповые конфликты (Pickett & Brewer, 2005);
* избирательное внимание (Chabris & Simons, 2010);
* пограничные проблемы и родители с расстройствами личности (Dentale et al., 2015; Garber, 2011; Macfie, Kurdziel, Mahan, & Kors, 2017); и
* насилие в семье (Beeble, Bybee, & Sullivan, 2007; Drozd & Olesen, 2004; Jaffe, Johnston, Crooks, & Bala, 2008; Kelly & Johnson, 2008).
Тот факт, что методологически богатая литература о внушаемости детей или влиянии того, что они оказываются в центре родительских конфликтов, не помечена как «исследование родительского отчуждения», не дает оснований упускать из виду актуальность этой информации для оценки и понимания родительского отчуждения. Например, * Исследование внушаемости детей и ложных воспоминаний (Ceci & Bruck, 1995; Loftus, 2003; Poole & Lindsay,1995, 2001) демонстрирует, как взрослые, включая родителей, могут манипулировать детьми, чтобы дети ошибочно полагали, что они испытали негативные события, которые никогда не происходили на самом деле. Эти исследования подчеркивают важность использования проверенных протоколов и избегания ведущих и повторяющихся вопросов при опросе детей, которые утверждают, что их отвергнутый родитель плохо обращался с ними (Poole, 2016; Poole & Lamb, 1998).
* Исследование проблемы насилия в семье (например, Jaffe et al., 2008) демонстрирует, как некоторые принуждающие и контролирующие супруги настраивают своих детей против другого родителя либо для того, чтобы убедить своего бывшего супруга помириться, либо для того, чтобы наказать бывшего супруга (отомстить), нанося вред его отношениям с детьми.
В других исследованиях, посвященных проблеме насилия в семье (например, Kelly & Johnson, 2008), подчеркивается необходимость дифференциации различных видов насилия со стороны интимных партнеров и того, каким образом каждый из этих видов может оказывать различное воздействие на отношения детей лицом, совершившим насилие.
* Исследование избирательного внимания (Chabris & Simons, 2010) помогает понять, как взгляд ребенка на родителя может быть искажен, подвергаясь постоянной критики целевого родителя без внимания к положительным чертам родителя и вкладу родителя в благополучие ребенка.
* Исследование когнитивного диссонанса (например, Egan et al., 2007; Jonas et al. 2001) помогает объяснить, почему отчуждение ребенка может стать более укоренившимся, если ребенок открыто становится на сторону одного родителя против другого (Warshak, 2003).
Исследование проблемы отчуждения родителей, как и многие другие исследования в области отношений между родителями и детьми, выиграло бы от проведения более качественных исследований, включая долговременные исследования и разработку действенных и надежных инструментов оценки. Тем не менее, специалисты по оценке опеки считают рецензируемые статьи о протоколах и процедурах для понимания родительского отчуждения полезными. Многие из этих ресурсов были основаны на накопленных клинических и профессиональных знаниях (например, Drozd & Olesen, 2004; Kelly & Johnston, 2001; Lee & Olesen, 2001; также см. журнал АРА, 2017, этический кодекс стандарт 2.04). Обращая внимание на ошибки, приводящие к ложноположительной идентификации родительского отчуждения, в данной статье мы опираемся на эмпирические исследования , когда они имеются, и дополняем это обоснование наблюдениями и рекомендациями, основанными на клинической и судебно-медицинской практике.
Являются ли все идентификации родительского отчуждения ложными?
Сторонники государственной политики, запрещающей судам рассматривать доказательства родительского отчуждения, отвергают возможность истинной идентификации родительского отчуждения. Эти сторонники утверждают, что родительское отчуждение-это просто теория, используемая жестокими родителями, чтобы обвинить «защищающего» родителя в отказе своих детей от общения и обмануть суд (Dallam & Silberg, 2016; Meier, 2009; Meier & Dickson 2017). Тем не менее, опрос 448 специалистов, занимающихся делами об опеке над детьми, показал, что жестокое обращение с детьми было заподозрено в среднем только в 29% случаев с родительским отчуждением (Bow, Gould, & Flens, 2009). Кроме того, несмотря на существенные методологические ограничения, анализ 669 апелляционных решений по делам, в которых родитель утверждал, что он был несправедливо лишен родительских прав, выявил перекрестные обвинения в злоупотреблениях только в одной трети случаев (Meier, 2019). Мейер (2019) пришла к выводу, что заявления об отчуждении родителей не следует рассматривать только как стратегию защиты от обвинений в злоупотреблениях.
Отрицание реальности родительского отчуждения противоречит общепринятым выводам о том, что родитель может манипулировать ребенком, чтобы отвергнуть другого родителя. Опрос юристов и специалистов в области психического здоровья показал, что 98% согласны с тем, что родитель может манипулировать детьми, чтобы отвергнуть другого родителя, который не заслуживает быть отвергнутым (Baker, Jaffe, Bernet, & Johnston, 2011). Келли (2010), опираясь на профессиональный опыт и литературу, подтвердила существование широкого консенсуса среди специалистов в области психического здоровья и семейного права в отношении того, что некоторые дети становятся патологически отчужденными от родителей.
Родительское отчуждение, как диагностический термин, связано с индексом «QE 52.0: проблема взаимоотношений между воспитателем и ребенком» 11 пересмотра Международной статистической классификации болезней (МКБ-11) и связанных с ними проблем здоровья, принятой государствами-членами 25 мая 2019 г. (Всемирная Организация Здравоохранения 2019 г.). Диагностическое и статистическое пособие по психическим расстройствам, 5 издание, (DSM-5) включает в себя понятие, но не термин родительского отчуждения, под заголовком «проблемы взаимоотношений» К данной категории в DSM–5 относится «необоснованное чувство отчуждения» как пример «проблемы детско-родительских отношений» (Американская психиатрическая ассоциация, 2013, стр. 715), и включает в себя состояние «ребенка, пострадавшего от патологии отношения родителя», которая применяется, «когда в фокусе клинического внимания оказываются негативные последствия родительских отношений при разводе (например, высокий уровень конфликта, страдания ребенка в семье» (Американская психиатрическая ассоциация, 2013, p.716). В дополнение к этим показателям общего признания существует обширная социологическая литература о родительском отчуждении (Harman et al., 2018, 2019; см. также медицинский центр Университета Вандербильта, обширная база публикаций; см. также Lorandos, Bernet, & Sauber, 2013, библиография литературы по социальным наукам).
Профессионалы, которые отрицают реальность родительского отчуждения, также утверждают, что эксперты опеки, которые принимают обоснованность концепции, могут исключить без надлежащего расследования возможность того, что ребенок отвергает родителя, потому что этот родитель злоупотреблял ребенком. Мейер (2009) обвинила психологов, специализирующихся на экспертизе синдрома родительского отчуждения, в предвзятости в пользу выявления отчуждения во всех случаях, когда отец обвиняется в жестоком обращении с ребенком и дети сопротивляются контакту с ним. Аналогичным образом, Даллам и Силберг (2016) утверждают, что «многие эксперты по оценке опеки, по-видимому, склонны приписывать обвинения в злоупотреблениях мстительности, а не исследовать, существует ли фактическая основа для раскрытия информации о насилии над ребенком или защищающего его родителя» (стр. 137).
В поддержку своего обвинительного заключения по экспертизе опеки Даллам и Сильберг процитировали исследование Сондерса, Фаллера и Толмана (2011). Но Сондерс и др. исследователи не предоставили никаких доказательств для своего утверждения; они просто выдвинули аналогичное необоснованное утверждение о том, что вместо тщательного расследования обвинений в злоупотреблениях над детьми эксперты автоматически идентифицируют обвинителя как отчуждателя. Bow et al. (2009) пришли к противоположному выводу: эксперты по оценке опеки и судьи в значительной степени учитывают важность оценки жестокого обращения с детьми, бытового насилия и оставления детей без присмотра/безнадзорности. Таким образом, доказательства не поддерживают точку зрения, что все идентификации родительского отчуждения в случаях с обвинениями в злоупотреблении являются ложными.
Тип ложноположительных идентификаций, который касается адвокатов, которые хотят запретить доказательства отчуждения родителей в суде, - это случаи, когда родитель, который хочет защитить ребенка от опеки жестокого родителя, неправомерно использует якобы ложные утверждения о жестоком обращении, чтобы нарушить позитивные отношения ребенка с предполагаемым насильником. В таких обстоятельствах нежелание или отказ ребенка проводить время с жестоким родителем ошибочно приписывается манипуляциям другого родителя, а не понимается как разумное решение отказа ребенка от общения с насильником. В подтверждение своих опасений по поводу таких ошибок Силберг и Даллам (2019) заявили, что специалисты по оценке опеки над детьми, «слепы к жестокому обращению» и ложно идентифицировали отчуждающее поведение у 10 матерей детей, подвергшихся жестокому обращению. Однако Силберг и Даллам не представили ссылок на прецеденты, которые позволили бы провести независимый анализ их претензий.
В этой статье рассматривается более широкий круг потенциальных ложноположительных идентификаций родительского отчуждения, чем те, которые связаны с утверждениями о злоупотреблениях. К таким ситуациям относятся те, в которых эксперт может ошибочно интерпретировать родительское поведение как отчуждающее поведения, хотя альтернативные объяснения также заслуживают рассмотрения, и ситуации, в которых эксперт может ошибочно идентифицировать ребенка как отчужденного, когда ребенок не отвергает родителя.
Статья не является ни учебником, ни всесторонним обзором литературы по данной теме оценки родительских претензий по поводу отчуждения. Вместо этого она предполагает знакомство с основными руководящими принципами и процедурами экспертизы опеки над детьми (детско-родительских отношений) и предлагает рамки, помогающие экспертам и судам избегать определенных типов ложноположительных идентификаций родительского отчуждения. Прежде чем обсуждать конкретные ситуации, иногда ошибочно принимаемые за родительское отчуждение, и чтобы избежать путаницы в значении терминов, используемых в этой статье, в следующем разделе разъясняется различие между отчуждающим поведением родителя и состоянием отчуждения ребенка, а затем описывается диапазон отчуждающего поведения, соответствующий различным уровням тяжести этих проблем.
Отчуждающее поведение и родительское отчуждение
Ложноположительная идентификация родительского отчуждения может иметь место в отношении отчуждающего поведения родителя, отчуждения ребенка от родителя или и того, и другого. Отчуждающее поведение относится к поведению одного из родителей и других лиц, которые могут повредить отношениям ребенка с другим родителем и способствовать тому, что ребенок отвергает другого родителя. Эти типы поведения были выявлены в судах (Lorandos, 2020) и в литературе по социальным наукам (Baker & Darnall, 2006; Clawar & Rivlin, 2013; Fidler et al., 2008; Harman et al., 2018; Kelly & Johnston, 2001; Waldron & Joanis, 1996; Warshak, 2010). Ложноположительная идентификация отчуждающего поведения возникает тогда, когда поведение родителя ошибочно интерпретируется как подрывающее или потенциально подрывающее позитивное отношение ребенка к другому родителю.
Родительское отчуждение относится либо к состоянию отношений между ребенком и родителем, которого ребенок отвергает без уважительной причины, либо к отношениям и поведению ребенка, которые отражают необоснованное отвращение к родителю, с которым он или она ранее имели нормальные отношения. Даже когда ребенок признает подлинное негативное поведение родителя в качестве причины для отказа от родителя, родительское отчуждение проявляется, если степень отчуждения несоизмерима с предполагаемым проступком, особенно если рассматривать его в контексте истории родительской любви и заботы о благополучии ребенка (Kelly & Johnston, 2001). Родитель может участвовать в отчуждающем поведении, таком как постоянное пренебрежение к другому родителю, без того, чтобы ребенок стал отчужденным от родителя, который является целью для очернения (Bernet, Wamboldt, & Narrow, 2016; Gardner, 2001; Rowen & Emery, 2018).
И наоборот, отчуждение ребенка от родителя может быть вызвано факторами, независимыми от поведения любимого родителя или в сочетании с ним.
В настоящей статье термины родительское отчуждение и отчужденный ребенок используются только для обозначения нарушения, при котором отказ ребенка от родителя несоразмерен поведению отвергнутого родителя. Если опыт общения ребенка с родителем разумно оправдывает отказ ребенка -например, ребенок реагирует на жестокое обращение, грубое обращение, тяжелое психическое заболевание, становится свидетелем бытового насилия или неадекватного поведения из-за злоупотребления психоактивными веществами - термин родительское отчуждение не применяется.
Уровни серьезности отчуждающего поведения родителя
Отчуждающее поведение и отчуждение ребенка от родителя имеют уровни тяжести (Lee & Olesen, 2001; Rand, 1997).
Мягкие отчуждающие формы поведения-это те, которые случаются время от времени, такие как случайное злословие и критика другого родителя без последовательной попытки подорвать общие позитивные отношения ребенка с родителем, который является объектом критики. Даже в здоровых браках дети иногда слышат, как один из родителей выражает недовольство и гнев по отношению к другому (Cummings & Davies, 2010). Родители наиболее склонны подвергать детей легкой степени тяжести отчуждающее поведение сразу же после расставания родителей (Wallerstein & Kelly, 1980). Такие родители чаще всего сожалеют о своем поведении, открыты к признанию потенциального вреда для своих детей и способны и готовы компенсировать свое негативное поведение достаточной поддержкой положительных отношений своих детей с другим родителем.
Умеренное отчуждающее поведение-это последовательные попытки одного родителя или другого человека подорвать отношения ребенка с другими людьми или другим родителем. Такое поведение несет очень негативную информацию о другом родителе, например, что другой родитель опасен, на самом деле не любит и не хочет детей и ничего не стоит как родитель (Kelly & Johnston, 2001). Умеренно отчуждающие родители с трудом признают неуместность своего поведения.
Тяжелое отчуждающее поведение-это те формы поведения, которые приобретают оттенок враждебной кампании против родителя, подпитываемой повторяющейся жесткой и решительной его критикой. В крайнем случае, тяжелое отчуждающее поведение направлено на разрушение отношений ребенка с другим родителем (Clawar & Rivlin, 2013). Некоторые отчуждающие родители недвусмысленно требуют лояльности своего ребенка и навязывают ему такое требование, ругая и наказывая ребенка, который просит провести время с другим родителем, или который не выражает достаточно отрицательных мнений о другом родителе, или который твердо не отказывается от контакта с другим родителем (Harman et al., 2018). Жестокие отчуждающие родители придерживаются фиксированного, жесткого негативного взгляда на другого родителя, и некоторые считают или утверждают, что другой родитель жестоко обращался с ребенком, несмотря на обескураживающие доказательства. Некоторые жестокие отчуждающие родители участвуют в физическом ограничении доступа целевого родителя к ребенку, блокируя доступ другого родителя к ребенку и не соблюдая добросовестно установленные судом графики родительского времени (Austin & Rappaport, 2018).
Уровни выраженности отчуждения ребенка от родителя
Поведение детей, испытывающих умеренное и сильное отчуждение, отличается от поведения, которое может привести к отчуждению.
Эти последние формы поведения могут представлять собой другие типы проблем в отношениях между родителями и детьми, которые возникают во время конфликтного развода. Таким образом, ребенок может иногда критиковать или жаловаться на родителя, даже иногда протестовать, проводя время с родителем без отчуждения от этого родителя (Lee & Olesen, 2001). Кроме того, слегка отчужденный ребенок может демонстрировать подобное поведение. Например, легко отчужденный ребенок постоянно жалуется на родителя и протестует или сопротивляется общению с этим родителем. Но когда ребенок и родитель вместе, за исключением родителя, с которым ребенок кажется связанным, ребенок испытывает теплые чувства к отвергнутому родителю. Негативные мысли, чувства и поведение ребенка ослабевают до тех пор, пока он не вернется в сферу влияния связанного родителя.
Эта статья посвящена ложноположительной идентификации того, что в профессиональной литературе называется умеренно отчужденным ребенком и сильно отчужденным ребенком.
Умеренно отчужденный ребенок более сильно сопротивляется контакту с другим родителем и остается по большей части оппозиционно настроенным, замкнутым или презрительным, когда находится в компании этого родителя, возможно, иногда обращаясь с ним лучше. Умеренно отчужденный ребенок обычно находится на пути к тому, чтобы стать сильно отчужденным (Warshak, в печати).
Сильно отчужденный ребенок питает ненависть—а иногда и сильный страх-к другому родителю. Ребенок либо категорически отказывается, либо неохотно соглашается на контакт с родителем, причем последнее часто делается для того, чтобы не допустить применения судом санкций к отчуждающему родителю или сокращения времени пребывания ребенка с ним. В таких случаях ребенок настойчиво и интенсивно действует оппозиционно или крайне замкнуто по отношению к отвергнутому родителю и может оставаться в постоянном контакте с другим родителем через электронную почту, сообщения в социальных сетях и телефонные разговоры. Тяжело отчужденный ребенок может попытаться поддержать связанного родителя в споре об опеке путем ложного обвинения отвергнутого родителя в злоупотреблениях или кражей связанных с судебным разбирательством документов из дома отвергнутого родителя.
Кроме того, ребенок может украсть или уничтожить ценное имущество отвергнутого родителя, угрожать причинить вред родителю или убежать (Kelly & Johnston, 2001; Warshak, 2010).
Негативное поведение является необходимым, но не достаточным признаком родительского отчуждения. Негативное поведение по отношению к родителю, такое как оскорбление, жалобы и сопротивление контакту, само по себе недостаточно, чтобы идентифицировать ребенка как отчужденного. В некоторых случаях родители, представители ребенка (например, адвокаты) и свидетели-эксперты неверно идентифицируют ребенка как отчужденного на основе негативного поведения ребенка по отношению к родителю. Например, в деле J. F. v. D. F. (2018), приведенном ранее, суд установил, что отец и трое его свидетелей-экспертов допустили эту ошибку.
Такая ошибка может отражать трудность определения порога родительского отчуждения, общую для других психологических проблем, возникающих при определении степени (Clark, Cuthbert, Lewis-Fernández, Narrow, & Reed, 2017). Но даже серьезные негативные формы поведения должны оцениваться в более широком контексте, чтобы определить, означают ли и в какой степени эти формы поведения, что ребенок иррационально отчужден. Помимо исключения отказа от родителя, который оправдан поведением родителя, текущая литература предлагает мало рекомендаций для экспертов и судов о том, как определить является ли негативное поведение ребенка по отношению к родителю симптомом родительского отчуждения. Опираясь на литературу о родительском отчуждении, приведенную в этой статье (например, Fidler & Bala, 2010; Kelly & Johnston, 2001), семь критериев отличают негативное поведение умеренно или сильно отчужденных детей от негативного поведения, которое не указывает на умеренный или тяжелый уровень родительского отчуждения. По сравнению с ребенком, чье негативное поведение не отражает родительского отчуждения, ребенок с умеренным или тяжелым родительским отчуждением демонстрирует негативное поведение, которое соответствует всем перечисленным ниже критериям.
1) Такое поведение является хроническим, а не временным или кратковременным (но может включать в себя непрерывный паттерн прерывистого отчуждения, который отступает в присутствии отвергнутого родителя, но возвращается, когда в присутствии любимого родителя).
2) Такое поведение является скорее частым, чем случайным.
3) Такое поведение наблюдается в большинстве ситуаций, а не только в определенных ситуациях.
4) Такое поведение происходит без проявления подлинной любви и привязанности к отвергнутому родителю.
5) Поведение направлено только на одного родителя.
6) Такое поведение не отражает типичной динамики для стадии развития ребенка.
7) Это поведение непропорционально и не оправдано ни прошлым, ни текущим поведением отвергнутого родителя.
Когда негативное поведение детей не является родительским отчуждением
Если негативное поведение ребенка не соответствует семи критериям, перечисленным выше, то такое поведение не указывает на умеренное или серьезное родительское отчуждение. Таким образом, оценка негативного поведения ребенка в соответствии с этими семью критериями может помочь уменьшить ошибочную идентификацию родительского отчуждения. Примерами ситуаций, в которых дети относятся к родителю негативно, но их поведение не соответствует семи критериям, являются: а) нормальные реакции на разлуку с родителем; б) поведение, отражающее сложный темперамент или эмоциональные проблемы; в) нежелание оставлять родителя, нуждающегося в эмоциональной поддержке; d) специфическое для конкретной ситуации сопротивление общению с родителем; e) ощущение близости или большего взаимопонимания с одним из родителей; f) ощущение большего комфорта в родительском доме либо из-за различий в стилях воспитания, либо в эмоциональной атмосфере дома; и g) типичное психологическое функционирование подростков.
В каждой из этих ситуаций негативное поведение ребенка можно ошибочно принять за родительское отчуждение.
Нормальные реакции на разлуку с родителями.
Некоторые дети выражают тревогу и печаль по поводу разлуки со своими родителями, действуя вызывающе и агрессивно (Amato & Keith, 1991; Hetherington & Kelly, 2002). Нормальные реакции на разлуку с родителями не отвечают критериям отчужденного поведения. Эти реакции скорее временные, чем хронические, случайные, а не частые, сопровождаются проявлениями подлинной любви и привязанности и направлены на обоих родителей.
Родители, которые беспокоятся о том, как разрыв повлияет на их отношения с ребенком, могут преждевременно заключить, что враждебность их ребенка является признаком отчуждения. Или родитель может преувеличить поведение детей, чтобы поддержать ложное обвинение в родительском отчуждении. Независимо от мотивов обвинителя, временные и случайные проявления враждебности ребенка могут быть кратковременной реакцией на разрушение семьи, а не предвестником отчуждения (Hetherington, 1979). Даже ребенок, который редко сопротивляется выходу из дома одного родителя, чтобы быть в доме другого родителя, возможно, пытается справиться с тревогой, а не сигнализировать об ухудшении отношений между родителями и детьми. Если родители неправильно относятся к случайному негативному поведению ребенка, это может способствовать более долгосрочной проблеме. Вместо того чтобы потакать попыткам ребенка контролировать родительское время, родителям лучше было бы помочь ребенку справиться с чувствами, которые провоцируют сопротивление.
Поведение, отражающее сложный темперамент или проблемы эмоционального состояния
Некоторые дети испытывают трудности в адаптации к стрессу, новым ситуациям или переходам (Hetherington, 1979; Hetherington et al., 1998; Kagan & Snidman, 1991; Tschann, Johnston, Kline, & Wallerstein, 1989; Turecki, 2000).
Они протестуют, когда их просят сменить род деятельности, и не очень охотно подчиняются, когда пришло время покинуть дом одного родителя, чтобы быть с другим родителем. Другие дети ведут себя замкнуто, раздражительно, оппозиционно или агрессивно с обоими родителями, другими взрослыми (например, учителями) и сверстниками.
Если родители не будут адекватно общаться друг с другом, каждый из них может ошибочно заключить, что негативное поведение происходит только в их доме и что их дети становятся отчужденными. Такие формы поведения не соответствуют критериям отчужденного поведения, поскольку они носят временный, а не хронический характер, возникают в конкретных ситуациях, в основном во время переходов, сопровождаются проявлениями подлинной любви и привязанности и направлены на обоих родителей.
Нежелание оставлять родителя, который нуждается в эмоциональной поддержке.
Некоторые дети неохотно проводят слишком много времени вдали от родителей, потому что дети чувствуют, что родитель одинок без них и нуждается в их эмоциональной поддержке (Garber, 2011). Такое нежелание не соответствует критериям отчужденного поведения, когда дети приветствуют проведение времени с другим родителем, если они уверены, что родитель, нуждающийся в их эмоциональной поддержке, имеет другие источники поддержки (т. е. нежелание возникает только в определенных ситуациях), и когда дети проявляют подлинную любовь и аффективное отношение к другому родителю. Тем не менее, родитель, который сообщает детям, что он или она нуждается в эмоциональной поддержке детей и обескураживает, а не поощряет их проводить время с другим родителем, может в конечном итоге способствовать отчуждению детей.
Валлерстайн и Блейксли (1989) назвали эту динамику “перегруженным ребенком".
Специфическое сопротивление ситуации к тому, чтобы быть с родителем.
В некоторых случаях ребенок имеет в целом позитивные отношения с родителем, но при определенных обстоятельствах отказывается проводить с ним время.
Например, девочка-подросток может с радостью проводить время со своим отцом, но не хочет быть рядом с его подругой или новой женой. В таком случае ребенок не отчуждается от своего отца (Ahrons, 2004). Такое сопротивление проведению времени с родителем не соответствует критериям родительского отчуждения. Такое поведение не является хроническим, оно возникает только в определенных ситуациях и сопровождается проявлениями неподдельной любви и привязанности к близкому родителю. Если с чувствами девочки не обращаются деликатно, например, если мать поощряет сопротивление девочки или отец реагирует слишком гневно, то проблема может перерасти в родительское отчуждение.
Чувствует себя ближе или имеет большее взаимопонимание с одним родителем.
В различные моменты жизни ребенка ребенок может чувствовать себя ближе к одному из родителей или иметь более легкое взаимопонимание с одним из родителей (Friedlander & Walters, 2010; Lee & Olesen, 2001). Поведение, которое отражает такую близость между родителем и ребенком, не соответствует критериям отчужденного поведения, когда ребенок проявляет подлинную любовь и привязанность к другому родителю. Быть менее предпочтительным-это совсем не то же самое, что быть ненавидимым.
Ненужное напряжение в отношениях родитель-ребенок может возникнуть, если менее предпочтитаемый родитель путает эту ситуацию с отчуждением и не благосклонно принимает большую совместимость ребенка с одним из родителей. В одном примере девочка жаловалась, что ее отец недоволен, когда девочка скучает по своей матери и хочет позвонить ей по телефону. Эта девочка хотела, чтобы ее отец знал, что она любит его и любит проводить с ним время, но иногда она просто хочет поговорить со своей матерью (Schatz, Levison, & Barach, 2010). Ребенку, который вынужден защищать предпочтения одного родителя, может быть трудно сформулировать причины предпочтения и вместо этого он пытается оправдать предпочтение, перечисляя список жалоб на менее предпочитаемого родителя.
Чувствует себя более комфортно в доме одного из родителей
Некоторые родители и специалисты по экспертизе опеки ошибочно заключают, что любое выражение предпочтения проживания с одним из родителей означает, что ребенок становится отчужденным от менее предпочитаемого родителя. В дополнение к чувству большей близости к одному из родителей, предпочтение ребенка может быть рациональной реакцией на различия между родителями в их стилях отношений и в эмоциональной атмосфере, которую родители создают в своих домах (Kelly & Johnston, 2001). Если предпочтение ребенка сопровождается искренней любовью и лаской для другого родителя поведение ребенка не соответствует критериям родительского отчуждения.
Что касается стилей отношений, то менее предпочтитаемый родитель, хотя он может любить детей и удовлетворять их физические потребности, может иметь стиль отношений, который для детей является менее комфортным. Например, стиль родителя может быть менее теплым, чем у предпочтитаемого родителя, создает дискомфорт как у взрослых, так и у детей, которые имеют дело с родителем. И менее предпочитаемый родитель может быть не так склонен видеть вещи с точки зрения ребенка. Предпочитаемый родитель может быть более способным, мотивированным и склонным чутко удовлетворять потребности ребенка на ежедневной основе.
Эти контрастные стили могут приводить к тому, что дети воспринимают менее предпочитаемого родителя как бесчувственного, навязчивого, жесткого или властного (см., например, Barber, 1996).
В прошлом, когда оба родителя были вместе, дети могли наладить полезные отношения с менее эмоционально чувствительным родителем. Другой родитель служил буфером и ресурсом для удовлетворения некоторых эмоциональных потребностей детей, и дети были в состоянии получить преимущества, которые предлагались отношениями с каждым из родителей (Hetherington, 1979). Но после разлуки дети могли выразить предпочтение более теплому родителю и поначалу проявлять некоторое нежелание проводить длительное время с другим родителем. Если менее предпочитаемый родитель жестко реагирует на детские предпочтения, настаивает на равном времени с детьми, это может заставить детей сосредоточиться на том, что они воспринимают как менее комфортный стиль отношений, и, возможно, преувеличить его. В таком случае дети могут показаться чрезмерно остро реагирующими, когда они пытаются высказывать свое мнение в обсуждениях вопросов опеки.
Такие проблемы заставляют родителей, экспертов и суд создавать структуру и график контактов между родителями и детьми, которые обеспечивают детям наилучшие возможности для использования своего времени с каждым родителем, а не избегать одного родителя. В долгосрочной перспективе поддержание любовных отношений с обоими родителями приносит дивиденды всей семье (Braver & Lamb, 2018; Nielsen, 2018).
Что касается эмоциональной атмосферы в доме, то один из родителей может быть лучше в воспитании ребенка—по крайней мере, с ребенком определенного возраста— или иметь более последовательную историю обеспечения здоровой окружающей среды, которая способствовала чувству комфорта и безопасности ребенка. Например, дом одного из родителей может предложить большую безопасность и стабильность, а эмоциональный климат дома может быть более благоприятным или предсказуемым. В отличие от этого, отдельно проживающий родитель и/или его новый партнер могут быть менее ориентированы на ребенка, более психически неуравновешены или могут быть растеряны, что расстраивает ребенка, тревожит ребенка (Repetti, Taylor, & Seeman, 2002; Siqueland, Kendall, & Steinberg, 1996). В прошлом этот родитель, возможно, страдал психическим расстройством или злоупотреблял алкоголем или наркотиками и был недоступен для ребенка в течение этого периода для последовательного удовлетворения физических и психологических потребностей ребенка. Этот период недоступности мог привести к тому, что ребенок будет чувствовать себя менее безопасно в доме этого родителя, даже если родитель теперь трезв или преодолел психологические трудности.
Типичное психологическое поведение подростков
По мере того как дети вступают в подростковый возраст и развивают все большую самостоятельность, меняется характер их привязанности к родителям, а также их мысли и поведение по отношению к своим родителям. Характер изменений в развитии не является универсальным и сдерживается такими факторами как безопасность детских отношений привязанности (McElhaney, Allen, Stephenson, & Hare, 2009), социально-экономический статус (Lamborn, Dornbusch, & Steinberg, 1996), уровень экологических рисков (Smetana, Campione-Barr, & Daddis, 2004) и культура. В современной теории привязанности здоровая автономия возникает в контексте тесных отношений с родителями (McElhaney et al., 2009). Тем не менее, в семьях, где родители живут вместе или раздельно, стремление подростков к автономии обычно включает в себя проведение меньшего количества времени со своими родителями и выражение большей эмоциональной негативности по отношению к ним (Kim, Conger, Lorenz & Elder, 2001). Эксперты должны учитывать это нормативное поведение подростков при рассмотрении значения предпочтений и поведения подростков в контексте судебных разбирательств по вопросам опеки (Lund, 1995). Такое поведение не соответствует критериям родительского отчуждения, поскольку сопровождается подлинным выражением любви и привязанности, направлено на обоих родителей и отражает динамику стадии развития ребенка.
Ученые спорят о том, характеризует ли и в какой степени деидеализация родителей здоровое развитие подростков. Но некоторые исследования показали, что подростки среднего и старшего возраста гораздо чаще, чем младшие дети, деидеализируют и критикуют своих родителей, и зависимые подростки могут быть наиболее склонны к этому (McElhaney et al., 2009). Наряду с повышением осведомленности о недостатках своих родителей, поведение подростков меняется. Они все больше регулируют свою собственную деятельность и отталкиваются от правил и предпочтений родителей, увеличивая интенсивность детско-родительских конфликтов в раннем и среднем подростковом возрасте (Laursen, Coy, & Collins, 1998; McElhaney et al., 2009).
Для целей экспертизы родительского отчуждения важно отметить, что, несмотря на типичные изменения в том, как подростки видят и относятся к своим родителям, эти изменения редко включают разрыв отношений или полное отвержение родителей (McElhaney et al., 2009).
Например, мальчик жалуется, что вопросы его матери раздражают и что она его пилит. Это само по себе не означает, что мальчик отчужден от своей матери. Но отец мальчика мог использовать такой нормальный развивающийся конфликт между матерью и сыном, поощряя мальчика отказаться от общания с матерью. Вот вам пример: разница между развитием нормального конфликта между матерью и сыном и иррациональным отвержением матери заключается в том, что независимо от того, какие жалобы неотчужденный мальчик делает на свою мать, когда его мать дарит ему подарок на день рождения и праздники, он принимает подарки и показывает признательность. Серьезно отчужденные мальчики часто отвергают подарок и ведут себя так, как будто они ничего не хотят от своей матери, в то же время обращаясь с отцом с любовью и уважением.
Неотчужденные подростки иногда относятся к родителям с любовью и уважением и, как правило, поздравляют обоих родителей в день рождения родителей и День матери и отца. А когда они выражают негативное отношение к своим родителям, неотчужденные подростки используют менее грубые и оскорбительные термины, чем отчужденные подростки. Например, нормальный мальчик-подросток жалуется, что его родители скучные и хочет, чтобы они перестали говорить ему, что делать. В отличие от этого, отчужденные подростки не поздравляют отчужденного родителя в день рождения родителя и День матери или День отца (Warshak, 2015a). Отчужденные подростки последовательно выражают негативное отношение только к одному из родителей, а не к другому родителю и, особенно сильно отчужденные подростки, выражают неприкрытую ненависть и жестоко действуют по отношению к отвергнутому родителю. Часто негативность распространяется на других родственников, например, бабушек, дедушек, тетей, дядей, двоюродных братьев и сестер, а неотчужденные подростки, особенно раннего подросткового возраста, как правило, никогда не относятся к другим родственникам с пренебрежением (Мэттьюс & Спрэй, 1985; Ван Рансте, Версхейрен, & Marcoen, 1995).
Люди обычно имеют положительные воспоминания об отпуске (Mitchell, Thompson, Peterson & Cronk, 1997), но отчужденные дети склонны переписывать историю и отрицать прошлые приятные взаимодействия с отвергнутым родителем (Clawar & Rivlin, 2013; Warshak, 2015a).
Когда ребенок и отвергнутый родитель дают противоречивые отчеты о прошлых событиях и их прошлых взаимодействиях, экспертиза опеки может пролить свет на то, насколько отчет каждого человека является фактическим.
В дополнение к углубленным опросам ребенка и родителя в ходе проведения судебной экспертизы, которые позволяют выявить детали и расхождения, в рамках комплексной экспертизы опеки запрашивается соответствующая информация из сопутствующих источников.
Такие источники включают интервью с людьми, которые наблюдали за ребенком и родителем вместе, такими как учителя, медицинские работники, тренеры, отчимы и родственники. Компетентный эксперт также получает соответствующую информацию из обзоров документов, таких как видео, фотографии и переписка (например, поздравительные открытки), которые могут изображать ребенка, нежно относящегося к родителю, которого ребенок теперь отвергает.
Исключение ложных объяснений по поводу отказа ребенка от родителя
Если негативное поведение ребенка не проявлялось в одном из обстоятельств ранее описанных (т. е, ребенок нормальный, темпераментный с учетом конкретной ситуации, чувствует себя ближе к одному из родителей, чувствует себя более комфортно в родительском доме, поведение типично для подросткового поведения) и поведение соответствует первым шести критериям, которые характерны для ребенка с родительским отчуждением (например, хроническая, постоянная ненависть, направленная на одного из родителей), следующий шаг-понять причины отказа ребенка от родителя. Было бы ошибкой делать поспешный вывод, не рассматривая разумных альтернативных объяснений, что отказ ребенка от родителя является иррациональным, или что родитель, с которым ребенок проживает, является иррациональным, а ребенок психологически зависим от него (Lee &Olesen, 2001). Озабоченность по поводу такого рода ошибок стоит за усилиями по созданию государственной политики для исключения доказательств родительского отчуждения в суде (например, Meier, 2019). Эксперт должен учитывать доказательства, предлагаемые в поддержку утверждения о том, что другой родитель участвует в отчуждающем поведении и что негативные отношения и поведение ребенка являются прямым результатом влияния отчуждающего родителя. При этом эксперт должен рассмотреть четыре разумных альтернативных объяснения отказа ребенка от родителя:
1) Обоснованный отказ —отказ может быть полностью оправдан поведением отвергнутого родителя.
2) Отчуждение по инициативе ребенка-отчуждение происходит прежде всего по инициативе ребенка и независимо от поведения любимого родителя, это может быть неоправданной, непропорциональной реакцией на отвергнутого родителя.
3) Смешанный вклад в родительское отчуждение - отчуждение может иметь сильные рациональные и сильные иррациональные компоненты, и это может отражать смесь существенных вкладов от обоих родителей.
4) Родительское отчуждение связано с отчуждающим поведением - отказ ребенка может быть в первую очередь результатом отчуждающего поведения и влияния любимого родителя.
Далее следует обсуждение этих
четырех альтернативных объяснений.
Обоснованный отказ от родителя
Отказ ребенка может быть разумной реакцией на личность и поведение отвергнутого родителя. Дети, которые постоянно подвергаются жестокому обращению со стороны одного из родителей, могут приветствовать разлуку своих родителей как возможность избежать жестокого обращения. Когда эти дети знают, что они больше не должны проводить время с непрятным и злым родителем и не боятся возмездия, если они отвергают этого родителя, они могут сопротивляться или отказываться от контакта.
Когда вы реагируете на устойчивую модель жестокого обращения со стороны одного родителя или наблюдаете насилие одного родителя по отношению к другому родителю, оправдание отказа ребенка очевидно. Тем не менее, некоторые обиженные дети предпочитают оставаться со вторым родителем, предпочитая его силу и поддерживая нездоровые отношения (Baker & Schneiderman, 2015; Block,
При определении того, является ли отказ ребенка от родителя оправданным, важно учитывать, когда он начался. Когда в отношениях между родителями и ребенком были серьезные проблемы задолго до их разрыва, и эти проблемы прослеживаются скорее в качестве взаимодействия отвергнутого родителя с ребенком, чем в отчуждающем поведении другого родителя во время брака, отказ ребенка, скорее всего, будет оправдан (Johnston, Roseby, & Kuehnle, 2009). Большинство случаев необоснованного родительского отчуждения в контексте семейного права приходится на период развода родителей. Однако иногда хорошие отношения в прошлом могут нарушиться, когда качество воспитания существенно ухудшается сразу же после развода (Wallerstein & Kelly, 1980). Таким образом, доказательство наличия ранее хороших отношений автоматически не исключает возможности того, что отказ ребенка от родителя оправдан. Например, ребенок может хотеть избежать встречи с родителем, который сразу же после развода безжалостно унижает другого родителя.
Детское отчуждение
У ребенка, особенно подростка, может развиться неоправданное отчуждение к родителю, которое не зависит и в некоторых случаях противоречит желаниям родителя, с которым ребенок поддерживает позитивные отношения (Warshak, 2010). Например, некоторые дети разочаруются, обнаружив, что один из родителей был нечестным, например, вступив во внебрачную связь.
Неосмотрительность родителя сама по себе не оправдывает прекращения отношений между родителем и ребенком, если рассматривать их в контексте пожизненной родительской любви и поддержки.
Случаи чисто детского отчуждения редки. Даже когда отчуждение возникает у ребенка, в большинстве случаев привилегированный родитель вносит свой вклад в проблему. Таким образом, эксперт должен изучить, как привилегированный родитель справился с этой ситуацией.
Например, привилегированный родитель может помочь детям найти лучший способ справиться с проблемой, или наоборот, родитель может усугубить проблему, поддерживая чрезмерную реакцию детей (Kopetski, 1998a). Любимый родитель может усилить неприятие ребенка, согласившись с тем, что оно полностью оправдано поведением отвергнутого родителя. В самом крайнем случае, привилегированный родитель может донести до детей, что им лучше жить без отношений с другим родителем (Kelly & Johnston, 2001). Или же любимый родитель может занять позицию невмешательства и пассивно стоять в стороне, в то время как дети делают плохой выбор, что приводит к ненужному и трагическому отчуждению от любящего родителя (Darnall, 1998).
Смешанный вклад в отчуждение родителей
До сих пор в этом разделе описывалось рациональное отчуждение родителя, который плохо обращается с ребенком, а также иррациональное отчуждение родителя, обусловленное главным образом динамикой самого ребенка. Но некоторые нарушенные детско-родительские отношения отражают группу факторов, ни один из которых явно не перевешивает другие. Ребенок обладает комбинацией реалистических и искаженных представлений об отвергнутом родителе, но эти представления не оправдывают той степени враждебности, которую ребенок выражает по отношению к родителю.
Подлинный смешанный случай, также называемый «гибридным» случаем (Friedlander & Walters, 2010), включает сильные рациональные и сильные иррациональные компоненты. Если рациональные компоненты неприятия ребенком родителя упускаются из виду или недостаточно взвешиваются, это приводит к ошибочному определению предпочтитаемого родителя как основного виновника неприятия ребенка. Это произошло в Нью-Йоркском деле, в котором эксперт со стороны отца показал, что отказ 9-летней девочки проводить время со своим отцом был результатом тяжелого отчуждающего поведения матери ( A. E. v. S. E. ., 1990). Эксперт не рассматривал поведение отца как причину негативного поведения дочери по отношению к отцу. Назначенный судом эксперт, доктор Ричард Гарднер, показал, что, хотя мать вела себя несколько слабо или умеренно отчуждающе, отношение отца к матери, а также его жесткость и нечувствительность к потребностям дочери были основными факторами, способствующими возникновению проблем в отношениях между отцом и дочерью. Суд установил, что факты дела подтверждают мнение эксперта опеки (Гарднера) и что эксперт со стороны отца по существу неверно определил поведение матери как тяжелое отчуждающее поведение.
Все дети могут найти какую-то рациональную причину, чтобы критиковать своих родителей. Обычно это не приводит к отказу от отношений. Таким образом, просто выслушивание некоторых обоснованных жалоб на отвергнутого родителя в случае, когда другой родитель занимается отчуждающим поведением, недостаточно для вывода о том, что поведение обоих родителей в значительной степени способствовало отчуждению ребенка (Kopetski, 1998b). В смешанных случаях отчуждения отвергнутый родитель действовал таким образом, что это могло бы действительно разочаровать или рассердить ребенка, первоначальные реакции ребенка являются понятными. Но со временем, при чутком отношении со стороны отвергнутого родителя и при надлежащей поддержке со стороны других людей, детско-родительские отношения восстановились бы, если бы не вмешательство любимого родителя. Различение случаев родительского отчуждения, прежде всего связанного с отчуждающим поведением одного из родителей, по сравнению с отказом от родителя, который связан со значительным вкладом обоих родителей, требует рассмотрения сроков наступления отчуждения, характера поведения отвергнутого родителя, характера поведения привелигированного родителя, отношения и поведения ребенка и т. д., качества отношений отвергнутого родителя с другими детьми (Warshak, 2015c).
Родительское отчуждение, связанное с отчуждающим поведением родителя
Когда отчуждение ребенка к родителю не имеет рациональных причин, а также когда есть доказательства отчуждающего поведения родителя, с которым ребенок проживает, отчуждающее поведение, вероятно, сыграло ключевую роль в создании проблемы ребенка. Такие ситуации иногда называют «Чистым отчуждением», потому что нет никаких разумных оснований для отчуждения родителя, и отчуждающее поведение любимого родителя является достаточным для объяснения ухудшения отношений ребенка с отвергнутым родителем (Friedlander & Walters, 2010). В подобных случаях, обычно мы видим резкий контраст между нынешними отчужденными отношениями ребенка и прошлыми нормальными отношениями с родителем, которого он сейчас отвергает.
Наличие предшествующей положительной связи является одним из компонентов пятифакторной модели для выявления большинства случаев родительского отчуждения (Bernet, в печати).
К другим четырем факторам доктора Бернета относится то, что ребенок сопротивляется или отказывается от контакта с родителем; отвергнутый родитель не совершал жестокого обращения, пренебрежения или других ошибок воспитания (безнадзорности); ребенок проявляет большинство или все восемь видов поведения, которые обычно характеризуют отчужденного ребенка; и любимый родитель участвует в нескольких видах отчуждающего поведения.
Оценка отчуждающего поведения
Попытки отчуждающего родителя подорвать позитивное отношение ребенка к другому родителю имеют важное значение для оценки психологических интересов ребенка. Законы большинства штатов (например, Семейный кодекс штата Техас, § 153.134[a] [3]) и закон caselaw (например, Rosenstock V. Rosenstock , 2018) включают в качестве факторов наилучшего обеспечения интересов ребенка некоторые версии Положения о «дружественных родителях» - в целом это обязательство поощрять позитивные отношения между ребенком и другим родителем.
Даже если ребенок еще не проявляет признаков идентификации с негативным мнением родителя о другом родителе, эксперт и суд могут сделать вывод о том, что если ребенок остается подверженным отчуждающему поведению, то его отношения с родителем подрываются и существует риск ухудшения (Lee & Olesen, 2001; Ludolph & Bow, 2012). Если ребенок уже стал отчужденным и сопротивляется или отказывается от контакта с родителем, унижает родителя или поступает иррационально, боясь проводить время с этим родителем, крайне важно оценить контекст отчуждающего поведения другого родителя.
Отчуждающее поведение—наблюдаемое в различных степенях интенсивности, частоты и продолжительности— может отражать различные мотивации.
Эксперты и судьи, которые не обращают внимания на нюансы отчуждающего поведения, скорее всего, придут к ложным выводам о рациональности такого поведения и сделают рекомендации, которые не отвечают наилучшим интересам детей (Lee & Olesen, 2001).
Злобное поведение, типичное в прешествующий разводу период
Исследования разводящихся родителей показали, что в период, предшествующий разводу, многие супруги испытывают токсичную злобу и гнев, связанные со снижением самоконтроля. Эта злоба может привести к неустойчивым и агрессивным вербальным и иногда физическим действиям, нехарактерным для нормального функционирования супругов, но типичным для людей, проходящих через очень напряженный развод (Hetherington et al., 1998; Johnston & Campbell, 1993; Kelly, 1982; Kelly & Johnson, 2008).
Проявление такой враждебности в этот период может происходить тогда, когда один родитель очерняет другого в присутствии детей. Для большинства родителей конфликт затухает в первые 2 года после развода (Hetherington et al., 1998; Kelly, 2014).
Оглядываясь назад, эти родители сожалеют о своем поведении и удивляются, что они действовали таким мстительным образом. В одном исследовании этот феномен назывался «не-мое поведение» (Hetherington & Kelly, 2002).
Если родитель начинает отчуждающее поведение сразу же после развода, эксперт должен рассмотреть, является ли такое поведение типичным или ситуационным. К этой оценке имеет отношение интенсивность и постоянство негативного поведения родителя, а также то, является ли это поведение частью паттерна, который продолжается во время судебного разбирательства, или же это были случайные факты. Также важно то, в какой степени оба родителя занимаются подобным очернением друг друга. Если родители участвуют во взаимном отчуждающем поведении и их поведение рассматривается вскоре после развода, то эксперту следует рассмотреть вопрос о том, является ли оскорбительное поведение результатом стресса, вызванного разводом и судебным разбирательством, и, вероятность того, что это поведение будет продолжаться. Эксперт должен оценить уровень осознания родителями вовлеченности в отчуждающее поведение и понимание фактического и потенциального воздействия такого поведения на ребенка (Darnall, 1998; Johnston, Walters & Friedlander, 2001).
Эксперт должен также оценить, сокращается ли отчуждающее поведение, остается ли оно стабильным или увеличивается. Если родитель придерживается фиксированных убеждений о том, что другой родитель опасен, не любит детей, то маловероятно, что он спонтанно изменит свое тяжелое или умеренное отчуждающее поведение по сравнению с родителем, который не придерживается таких фиксированных убеждений и который участвует в слабом отчуждающем поведении (Kelly & Johnston, 2001).
Источники ложноположительных идентификаций родительского отчуждения
Ложноположительные идентификации, связанные с родительским отчуждением, могут принимать три формы: ошибочно полагая, что ребенок отчужден, как было в судебном решении J. F.против. D. F. (2018), не признавая, что отказ ребенка от родителя является оправданной реакцией (например, A. E. v. S. E .(1990), и ошибочно полагая, что родитель участвует в кампании отчуждающего поведения (A. E. v. S. E., 1990; Lee & Olesen,2001). Так же суды установили, что некоторые эксперты не смогли адекватно рассмотреть разумные альтернативные объяснения причинам отчуждения ребенка, считая, что родители участвовали в отчуждающем поведении (напр., А. Е. В. С. Е., 1990).
Такие неудачи можно объяснить плохим пониманием родительского отчуждения, недостаточными усилиями по уменьшению предвзятости или и тем, и другим.
Плохое понимание родительского отчуждения
Плохое понимание проблем родительского отчуждения приводит к тому, что эксперты используют концепцию родительского отчуждения как тупой меч (Lee & Olesen, 2001). В некоторых случаях эти эксперты неправильно применяют список симптомов потенциально отчуждающего поведения в качестве диагностического контрольного списка. Несколько авторов составили такие списки (например, Baker & Darnall, 2006; Clawar & Rivlin, 2013, PP. 29-63; Fidler et al., 2008, PP. 250 -252; Waldron & Joanis, 1996; Warshak, 2010, p.198). Но многие из видов поведения, описанных в этих списках, сами по себе не оправдывают навешивание на родителя ярлыка отчуждающего родителя. Очень важно рассмотривать контекст, в котором происходило такое поведение, а также его частоту, серьезность и продолжительность. Два примера поведения в контексте в остальном положительного родительского поведения несут иную значимость, чем текущие проявления поведения в контексте кампании по разрушению отношений ребенка с другим родителем. Например, Бейкер и Дарналл (Baker and Darnall, 2006) включают в качестве одной из форм унижения стратегию обращения к другому родителю по имени при разговоре с ребенком. Варшак (2015b) описал манипуляцию именами как один из наиболее точных признаков отчуждающего поведения. Но использование имени другого родителя при разговоре с детьми в двух случаях, сразу же после расставания, в разгар гнева и с последующим возвращением к обычному использованию «ваша мама» или «ваш папа», не означает, что родитель отчуждает детей.
В дополнение к неправильному использованию списка признаков отчуждающего поведения в качестве диагностического контрольного списка, некоторые эксперты интерпретируют поступок родителя как отчуждающее поведение, когда он только поверхностно напоминает отчуждающее поведение. Например, большинство списков потенциальных способов отчуждения включают в себя эмоциональное манипулирование ребенком, чтобы он не проводил время с другим родителем, например, заставляя ребенка чувствовать вину за поддержание положительных отношений с другим родителем (например, Baker & Darnall, 2006). Примером эмоциональной манипуляции является то, когда родитель А сообщает детям, что он или она очень грустит, когда дети проводят время с родителем Б. Для того, чтобы сохранить родителя А счастливым, дети должны отказаться от своего времени с родителем Б, и признать, что родитель Б жесток, настаивая на использовании своего родительского времени (Johnston et al., 2001). Потенциальным результатом такой манипуляции является чувство вины у детей за то, что они оставили родителя А для контакта с родителем Б, они беспокоятся об эмоциональном состоянии родителя А, когда они находятся с родителем Б, и они обвиняют родителя Б в предполагаемом унынии родителя А. Дети испытывают эмоциональное смятение, связанное с проведением значительного времени с родителем B, в конечном счете, сопротивляются или отказываются от контакта с этим родителем.
Еще один пример ситуации, когда упрощенное понимание конкретного поведения привело к ложноположительным выводам об отчуждающем поведении, - это когда родители дают детям сотовый телефон и приказывают им звонить, когда им хочется поговорить.
Значение этого поведения зависит от контекста, в котором оно происходит и как телефон впоследствии используется. Например, в некоторых случаях отчуждающий родитель дает маленькому ребенку сотовый телефон, вселяет ребенку ложное убеждение, что другой родитель опасен, инструктирует ребенка звонить 911, если другой родитель сделает что-то, что не устраивает ребенка, или неоднократно посягает на время общения детей с другим родителем , часто звоня и отправляя сообщения (например, McRoberts v.Superior Court of Los Angeles Cnty, 2012).
Это примеры отчуждающего поведения. Но в некоторых случаях эксперты упрощенно обозначают как отчуждающее поведение акт родителя, дающего ребенку сотовый телефон и инструктирующего ребенка звонить, когда он хочет поговорить с родителем.
Если такое поведение не является частью паттерна попыток подорвать отношения ребенка с другим родителем, то, скорее всего такой изолированный акт не следует интерпретировать как отчуждающее поведение.
Недостаточные усилия по уменьшению предвзятости
Эксперты по оценке опеки и другие эксперты подвергаются особому риску получения плохо обоснованных выводов относительно утверждений об отчуждении родителей, если они собирают, изучают и анализируют данные предвзято. Большинство экспертов знают, что когнитивные предубеждения могут влиять на их работу. Но большинство экспертов также имеют «родимое пятно предвзятости», полагая, что они менее уязвимы для предвзятости, чем их сверстники (Pronin, Lin, & Ross, 2002; Zapf, Kukucka, Kassin, & Dror, 2018). Кроме того, большинство экспертов придерживаются ошибочной идеи, что они могут смягчить предвзятость, проявив силу воли, чтобы преодолеть ранее существовавшие у них убеждения и ожидания (Zapf et al., 2018). Исследование предубеждений не оставляет сомнений в том, что когнитивные предубеждения действуют автоматически, вне осознания, и их нельзя избежать просто посредством интроспекции и сознательных усилий (Pronin & Kugler, 2007; Wilson & Brekke, 1994). Свидетели-эксперты должны иметь возможность показать, как, почему и в какой момент в ходе оценки они приняли решение о своих выводах и отвергли альтернативные объяснения (Zervopoulos, 2015). Некоторые эксперты, выражая явно и скрыто предвзятые суждения, склонны рассматривать все дела через единую линзу, высказывая свое мнение о проблемах отчуждения без адекватного тестирования конкурирующих гипотез для объяснения имеющихся данных (Warshak, 2015a). Некоторые ревностные защитники открыто смещают акценты своих анализов, выводов и показаний путем подбора доказательств и литературы по делу, замалчивая ограничения в данных и доказательствах, которые поддерживают противоположную точку зрения (Zervopoulos, 2015).
Ретроспективная предвзятость может привести эксперта, который рассматривает дело, к чрезмерному подчеркиванию прошлых ошибок родителя или менее идеальных моментов воспитания, неверно интерпретируя ошибки воспитания как часть кампании отчуждающего поведения. Предвзятость может заставить свидетеля-эксперта ухватиться за поведение родителя, внешне напоминающее отчуждающее поведение, и интерпретировать его вне контекста, чтобы поддержать мнение о том, что родитель отчуждает детей от другого родителя (Lee & Olesen, 2001). Или, эксперт фокусируется на гневных словах ребенка или негативном поведении по отношению к родителю, чтобы поддержать мнение о том, что ребенок иррационально отчужден, отбросив контекст, в котором ребенок имеет в целом хорошие отношения с предполагаемым отвергнутым родителем. В таких случаях эксперты не учитывают критерии и ситуации, рассмотренные ранее, которые предлагают альтернативные объяснения очевидного отказа ребенка от родителя. Вместо этого такие эксперты ищут данные, которые, по-видимому, подтверждают, что ребенок отчужден или что родитель занимается отчуждающим поведением, и упускают из виду неподтверждающие этого данные (для обсуждения предвзятого рассуждения в случаях родительского отчуждения см. Milchman, 2017).
Предложения по проведению дальнейших исследований
В данной статье наблюдения о ложноположительных идентификациях родительского отчуждения были взяты из судебных дел, клинических и качественных исследований, эмпирических исследований и обширного опыта автора по экспертизе и консультированию по делам об опеке над детьми с родительскими претензиями об отчуждении.
Либо из-за плохого понимания родительского отчуждения, предвзятости, либо из-за того и другого, некоторые ложноположительные идентификации отражают преувеличенное значение, придаваемое поведению родителя или ребенка. Необходимо провести дополнительную работу по уточнению понимания элементов родительского отчуждения, которые могут быть оценены с учетом высокого уровня межличностного согласия. Ошибки можно было бы уменьшить или, по крайней мере, легче распознать, если бы эксперты располагали хорошо проверенными и надежными инструментами для оценки отчуждающего поведения и признаков иррационального отчуждения ребенка.
Выводы
Утверждения о том, что один из родителей манипулирует ребенком, чтобы настроить его против другого родителя, поднимают сложные вопросы, которые представляют собой огромные проблемы для специалистов по экспертизе опеки над детьми и судов. Эти утверждения требуют тщательного расследования всех разумных объяснений поведения детей и родителей. Эксперты должны учитывать семь критериев, которые отличают иррационально отчужденных детей от тех, чье поведение внешне напоминает поведение отчуждающих родителей. Эксперты также должны исследовать различные гипотезы о предпочтении ребенком одного из родителей, кроме объяснения того, что ребенок иррационально отчужден от менее предпочитаемого родителя.
Когда очевидно отчуждающее поведение со стороны предпочитаемого родителя, эксперт должен изучить интенсивность, частоту, продолжительность и мотивацию этого поведения. Эти различия могут смягчать или усложнять воздействие такого поведения на мнения экспертов по вопросам опеки и на судебные решения.
Адвокаты, которые стремятся запретить доказательства и свидетельские показания, связанные с родительским отчуждением, основывают свое несогласие на возможности ложных положительных идентификаций родительского отчуждения. Тем не менее эта возможность не лишает смысла необходимость рассмотрения объяснений случаев отчуждения родителей, хотя ложные положительные идентификации жестокого обращения с детьми требуют тщательной проверки таких утверждений. Решение проблемы когнитивных ошибок заключается не в ограничении диапазона допустимых гипотез, а в том, чтобы привести критическое мышление в соответствие с конкретными фактами.
Адвокаты и судьи могут наилучшим образом противостоять экспертным заключениям, основанным на неадекватных данных и недостатков в квалификации, методах и выводах эксперта (Zervopoulos, 2015). С этой целью для решения этих проблем необходимо развивать постоянную подготовку юристов, судей и экспертов в области психического здоровья.
Внимание к ложноположительных идентификаций на практике и исследования могут преодолеть конфликт между некоторыми сторонами: теми, кто считает родительское отчуждение не получившим должного признания как вида семейного насилия и теми, кто опасается, что применение родительского отчуждения в зале суда, наносит вред жертвам насилия в семье (см. Rand, 2010).
Литература ЗДЕСЬ
СТАТЬИ ПО ТЕМЕ
ДОКТОР РИЧАРД
ВАРШАК. РАЗНОГЛАСИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО СИНДРОМА ОТЧУЖДЕНИЯ РОДИТЕЛЕЙ
ДОКТОР РИЧАРД ВАРШАК. 10 ЗАБЛУЖДЕНИЙ ОБ ОТЧУЖДЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ У СУДЕЙ И ТЕРАПЕВТОВ
ДОКТОР ЭЛИЗАБЕТ ЭЛЛИС. КАК ЭКСПЕРТУ ОПРЕДЕЛИТЬ РОДИТЕЛЬСКОЕ ОТЧУЖДЕНИЕ (PAS) У РЕБЕНКА
ДОКТОР СТИВЕН МИЛЛЕР. СУЕВЕРИЯ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПРИ ДИАГНОСТИКЕ И ЛЕЧЕНИИ РОДИТЕЛЬСКОГО ОТЧУЖДЕНИЯ
Комментариев нет:
Отправить комментарий