Линда Дж. Готлиб, LMFT, LCSW лицензированный психотерапевт и
судебный эксперт из США с 45-летним стажем работы в области семейной терапии и дисфункциональных семейных отношений. Линда имеет опыт работы в экстренных службах, в кризисной
терапии для предотвращения психиатрической госпитализации детей. С 2003 года Линда
сосредоточила свою клиническую практику на семьях, где дети подвергаются
разлуке с родителями. Эта практика касается высокоспециализированной области диагностики и
лечения отчуждения родителей. Она квалифицирована в следующих областях:
семейная терапия, семейная динамика, отчуждение родителей, жестокое обращение с
детьми, семейное насилие. Линда повышала свою квалификацию в семейной терапии,
обучаясь в течение 9 лет в Центре семьи известного детского психиатра доктора
Сальвадора Минучин.
В течение 16 лет Линда
работала в приемной больнице Нью-Йорка в качестве социального работника, затем
в качестве психиатрического социального работника, а затем в качестве директора
службы по уходу за детьми и усыновления для населения Нью-Йорка. Во время
работы с 3000 приемными детьми, которые были помещены в приют по решению суда
из-за жестокого обращения и насилия со стороны родителей, Линда обнаружила, насколько мощным
является у ребенка инстинкт привязанности к родителю. Она не может вспомнить
одного приемного ребенка, который отверг бы родителя. Линда пришла к выводу,
что инстинкт любви и привязанности к родителю слабее только инстинкта выживания. Единственное объяснение
неоправданного отказа ребенка от родителя связано с «промыванием мозгов», как и
в случае попадания в секту. Линда проводила лечение в частной практике более 550 детей, которые
подверглись некоторой степени отчуждения. Философия лечения
Линды: «Я верю в способность членов
семьи исцелять друг друга любовью, которую они имеют друг к другу». Линда также
путешествует по миру, распространяя знания среди профессионалов об отчуждении
родителей. Персональный сайт http://endparentalalienation.weebly.com
ЧТО МЫ МОЖЕМ УЗНАТЬ У НЕ-ОТЧУЖДЕННОГО РЕБЕНКА
Линда Дж. Готлиб, LMFT, LCSW-R
Всякий
раз, когда я собираюсь проводить семинар для
аудитории отчужденных родителей, я фантазирую, что услышу звонок
организатора семинара, который радостно заявляет мне: «Линда, ваш семинар отменен. Фактически,
все семинары ваших коллег также были
отменены. У нас больше
нет необходимости в специалистах по отчуждению родителей. Вы и Ваши коллеги сделали свое дело. Мир
внезапно проснулся; профессионалы, специалисты из службы опеки прозрели. Эти профессионалы наконец поняли, что все дети не
имеют отчуждения и то, что: дети
никогда не отвергают своих родителей - даже насильников!»
Организатор продолжает ликующе
восклицать мне, что внезапное понимание
этого факта пришло от неотчужденных детей. Я отвечаю организатору: «Лучше поздно,
чем никогда».
Но, к сожалению, я не получила пока такого
звонка. К
сожалению, слишком много профессионалов, которые вмешиваются в опеку над детьми
все еще спят за рулем. И, честно говоря, я не могу этого понять. Это ошеломило меня потому что,
по моему опыту, работая с 3000
запущенными детьми, жертвами насилия, я
не могу вспомнить ни одного случая, когда ребенок отвергал своего родителя. Напротив,
дети продолжают любить своих родителей, как писала Эми Бейкер: «Решительное
поведение детей, подвергшихся насилию от родителей для связи с ними, коренится в многочисленных психологических факторах». Я остановлюсь на некоторых из этих факторов. Поскольку мы
верим, что мы наполовину наша мать и половина наш отец,
если мы считаем, что один из наших родителей злой, мы будем верить, что мы и сами злы; и если родитель жестоко обращался и / или злоупотреблял нами,
мы верим, что мы должны быть плохими. Подумать о себе, как о плохом или злом, противоречит инстинкту.
Итак, вместо этого отказа
от своих родителей-насильников, дети желают получить одобрение
родителей и любовь в надежде инициировать процесс, известный как «отмена»
отрицательной самооценки быть злым и плохим.
Кроме того, из-за нашего длительного периода
зависимости, физическое выживание зависит от
наличия родителя в жизни. Желание иметь родителя
поэтому является частью инстинкта выживания. Я особо подчеркиваю, насколько мощным является этот инстинкт родителя, потому что он является частью
инстинкта выживания.
Насколько трудно действовать в противоречии с инстинктом
выживания? Просто попробуйте убедить эмоционально стабильного человека совершить самоубийство!
Но, пожалуйста, не пробуйте это дома:
ваш супруг может неправильно истолковать
вашу настоящую мотивацию! Но нормальный,
эмоционально стабильный человек никогда не попытается убедить кого-то покончить жизнь самоубийством. И логически следует, что нормальный, эмоционально стабильный
родитель никогда не будет пытаться
манипулировать своим ребенком, чтобы он отверг другого родителя!
Возвращаясь к
поведению детей из приюта, которых я наблюдала, - они фактически защищают своих родителей-насильников,
сводя к минимуму или отрицая злоупотребления по отношению к себе. Я часто слышала, как эти дети защищают своих родителей: «Мама
не сломала мне руку; Я сам упал с качелей». «Папа
меня не обжигал; я сам дотронулся до печки
для печенья». Два наиболее часто задаваемых вопроса ребенка из приюта были следующие «Когда следующий визит моего родителя и когда мне
можно вернуться домой?»
Меня очень пугает, когда профессионалы, которые вмешиваются в
опекунство детей, не могут найти связь между причинами поведения детей из приюта и поведения детей,
которые отвергают любящего родителя в ситуации развода. 3000 детей,
жертв насилия родителей, дали мне понять , что ребенок
без постороннего влияния никогда не отвергнет родителя - даже родителя-насильника. 3000 детей не могут ошибаться.
К сожалению, у нас двойственный
подход к опеке над детьми, и наш подход к системе опеки является
иррациональным, необъяснимым, несправедливым и противоречащих
стандарту наилучших интересов ребенка. Я
объясню: родительские права родителя, подвергавшего своего ребенка жестокому обращению, тщательно
охраняются системой опеки и попечительства; но
родительские права родителя в связи с разводом часто не
защищены и слишком часто нарушаются самой системой опеки. Как возможен этот двойственный
подход?
У родителей-насильников соблюдаются родительские права -
в то время как родительские права целевого родителя находятся во власти отчуждающего
родителя и почти всегда отвергаются. В знак
признания того, что дети являются смыслом жизни родителей, федеральные службы
в учреждениях
опеки и попечительства требуют соблюдения еженедельных посещений ребенка и их признанного насильником родителя, даже если посещения могут
контролироваться. Федеральные службы требуют,
чтобы учреждения приемной семьи не просто консультировались, но, как правило, соблюдали требования осужденного родителя относительно образовательного плана
ребенка, медицинской помощи и социальной
деятельности. Действительно, в качестве
помощника директора приемной семьи и усыновление
в округе Нассау в Нью-Йорке, мне не разрешили подписывать разрешения даже на школьную поездку
ребенка без получения согласия родителей и его подписи. То же самое относится
к каникулам за пределами штата, в которых ребенок будет находиться в приемной семье. И если биологический родитель отказался подписывать согласие
на образовательную, медицинскую или социальную
процедуру или событие, агентство должно было подчиняться. Федеральный мандат требует
уважать и обеспечивать соблюдение родительских прав осужденных родителей
и основывается на мнении, что это служит наилучшим
интересам ребенка. Я обнаружила в моей работе,
что дети, у которых были самые благоприятные результаты
- это были те дети, родители которых
по-прежнему значимо участвовали в их воспитании.
У меня нет объяснений, почему
система опеки не обеспечивает соблюдение
прав целевого родителя в такой
же степени, как прав осужденного
родителя.
Существуют и другие проблемы иррациональности и противоречия нашей системы опеки над детьми относительно соблюдения интересов
ребенка. Мы все время отправляем детей в кабинет
терапевта, потому что у детей имеются проблемы
гнева со сверстниками и потому, что они не могут разрешить межличностные
конфликты со сверстниками. Мы считаем неприемлемым для детей эмоциональную изоляцию как способ разрешения
межличностных конфликтов со сверстниками. Тем не менее система опеки принимает как норму и
позволяет ребенку испытывать ненавистью к целевому родителю и даже
полностью разрывать отношения с
родителем, столь важные для ребенка.
Наша
система опеки совершенно иррационально дает детям возможность решать, когда
иметь отношения с родителем, но когнитивно и эмоционально ребенок является
незрелым, что означает, что ребенок не
может прогнозировать последствия отсутствия родителя
в своей жизни. Дети не могут знать,
что в их собственных интересах. Система
опеки позволяет детям принимать принципиальное решение о
взаимоотношениях с родителем, хотя детям не разрешается принимать решение,
будут ли они посещать школу или проходить медицинский осмотр. Нет никаких оснований для
системы опеки, чтобы дать право детям принимать
решение, которое изменяет их жизнь, решение
относительно отношений с родителем. И в случаях
отчуждения, в частности, мы должны учитывать аргументацию, представленную
Хайме Розен в своей статье в «Обзоре семейного
суда», озаглавленном «Адвокат ребенка и отчужденный
ребенок: подходы к решению этической дилеммы уменьшенной способности». Розен правильно утверждает, что отчужденному ребенку
не хватает свободной воли и способности выражать свои собственные истинные чувства,
поскольку он находится под влиянием и подвергается
манипуляции со стороны отчуждающего
родителя. В таких случаях, Розен утверждает, что у адвоката ребенка есть основания
заменить суждение на «хочет».
Неладно
что-то в датском королевстве и в нашей системе опеки над детьми!
Литература
Baker, A. J. L. & Schneiderman,
M. (2014). Bonded to the abuser: How victims make sense of childhood abuse. New
York, NY: Roman and Littlefield.
Rosen, J.
(2013). The child’s attorney and the alienated child: Approaches to resolving
the ethical dilemma of diminished capacity. Family Court Review, 51(2):
330-343.
ОТСУТСТВИЕ ОТЧУЖДЕНИЯ
Источник: https://www.nationalparentsorganization.org/blog/16-latest-news/21679-missing-the-alienation
22 апреля
2014 г.
Почему
специалисты по психическому здоровью и адвокаты, которые проводят экспертизу или работают с отчужденными детьми, часто
принимают отчуждение ребенка за нелюбовь к родителю?
Основная причина заключается в том, что случаи отчуждения родителей противоречат здравому
смыслу. То есть наше мышление определяется неправильной интерпретацией и неправильным
пониманием динамики семейных отношений в
этих ситуациях. Это приводит к ряду общих
когнитивных ошибок (ошибок мышления), которые, в свою очередь, приводят к
серьезным ошибкам в профессиональных заключениях и принятии решений. Другими словами, мозг
обманывается случаями отчуждения, так же, как он обманывается оптической иллюзией. Следовательно, многие специалисты, в том числе специалисты в
области психического здоровья и адвокаты не понимают происходящего в этих
случаях. Часто целевого родителя подвергают
несправедливой критике за то, что он якобы внес свой вклад в отказ ребенка от
общения, а отчуждающий родитель либо совершенно ни при чем, либо, как считают, лишь
незначительно повредил этим отношениям. Таким
образом, если у профессионала нет глубокого понимания отчуждения и охлаждения
отношений между родителем и ребенком, случаи серьезного отчуждения часто
принимаются за нелюбовь ребенка к родителю.
Этот феномен был подробно
описан доктором медицины Стивеном
Миллером (Steven Miller, MD), психиатром, который изучает клиническое
обоснование и принятие клинических решений. Для лучшего
понимания можно сослаться на главу «Клиническое
обоснование и принятие решений в вопросах детских отношений: диагностические и
терапевтические проблемы» в книге доктора Миллера «Работа с
отчужденными детьми и семьями», под редакцией Amy
JL Baker, Ph.D. и Richard Sauber, Ph.D. Доктор Миллер рассматривает сложность случаев отчуждения,
объясняет, почему такие случаи настолько противоречат здравому смыслу и
поэтому представляют сложность даже для
профессионалов, описывает, как даже
самый опытный специалист в области психического здоровья может поддаться
множеству когнитивных и клинических ошибок.
Впоследствии я расскажу о
некоторые наиболее распространенных логических
ошибках и предубеждениях, которые
происходят в наблюдаемых случаях отчуждения. Но сначала
я хочу обсудить как опытного специалиста
по психическому здоровью можно обмануть в этих случаях и он абсолютно
непрофессионально будет выполнять диагностику.
Почему это происходит?
Во-первых, профессионалы, которым поручено проводить судебную
экспертизу обычно не являются экспертами
в проблеме отчуждения ребенка от родителя. Отчуждение от родителей - это
узкоспециализированная область, являющаяся отдельной специальностью в области динамики семейных отношений и системной семейной терапии. Это исследование требует специальных познаний и специальных
навыков. Но большинство специалистов в области
психического здоровья практически не имеют специализированной подготовки в необходимых
областях.
Например, большинство судебных
экспертиз выполняются клиническими
психологами. И тем не менее, обычная докторская
степень по клинической психологии не включает ни одного курса по динамике семейных
отношений. Несмотря на то, что я сотрудничаю со
многими хорошо информированными психологами PAS, многие из которых являются
превосходными клиницистами, они обычно
приобретают свой опыт в отчуждении родителей через обширную практику, а не путем формального обучения. Аналогичная ситуация существует и в рамках дисциплины детской
психиатрии, которая в целом обеспечивает небольшую или только общую подготовку по динамике семейных отношений.
Хотя некоторые программы в области клинической и социальной
работы предлагают возможность специализироваться по семейной динамике и
семейной терапии, это только возможность, и поэтому многие клинические
социальные работники имеют мало или вообще не имеют опыта в этой области.
Среди специалистов в области психического здоровья одна
из немногих специализаций, которая фактически требует формального обучения по
семейной динамике, - это специализация
по системной семейной терапии, но даже те, кто выбрал это направление,
не обязательно являются экспертами в отчуждении ребенка от родителя .
Суть в том, что не все
специалисты в области психического здоровья имеют опыт, необходимый для лечения
случаев отчуждения родителей и не все терапевты являются отличными специалистами в отчуждении.
Таким образом, отчуждение
родителей представляет собой сложную специализацию, которая требует специальных
познаний. Для лучшего понимания этого факта я иногда использую
следующую аналогию: как адвокат по экономическим делам, так и адвокат по
разводам поступили в юридический ВУЗ, и, по-видимому, знакомы с основными юридическими
принципами. Тем не менее, каждый из них, вероятно, будет как рыба на
сковородке, если он попытается использовать
не свою специализацию.
Ситуация еще более
проблематична для адвокатов, которые занимаются отчуждением родителей. Как отмечалось ранее, такие случаи являются весьма
противоречивыми, и адвокаты, которые не имеют специального опыта в этой
области, могут совершать множество когнитивных, юридических и стратегических
ошибок, включая серьезные ошибки при рассмотрении этих дел в суде. Хотя д-р Миллер описал более 30 таких ошибок, некоторые из
них особенно важны и я хочу подчеркнуть их.
- Большинство профессионалов считают, что если ребенок отказывается от общения с родителем, то родитель должен сделать что-то, что оправдывало этот отказ. Мало кто может даже предположить совершенно иное объяснение: о том, что ребенок был запрограммирован или подвергся «промыванию мозгов», точно так же, как это происходит в деструктивных тоталитарных сектах или при известном «Стокгольмском синдроме». Но если бы кто-то сравнил отчужденных детей с детьми, которые были изолированы судом от родителей из-за фактического насилия и пренебрежения, разница была бы очевидна. Дети, которые действительно подвергались насилию, жаждут отношений с родителями. Парадоксально, что за немногими исключениями, дети, подвергшиеся насилию, защищают своих родителей-насильников. Они не унижают, не нападают или не отвергают их. Я сама видела это постоянно в течение 24 лет работы в системе социального обеспечения детей штата Нью-Йорк.
- Большинство профессионалов считают, что маловероятно, чтобы ребенок любил бы отчуждающего родителя или насильника. В этом умозаключении не учитывается то, что ребенок уязвим для манипуляций отчуждающего родителя, таких как подкуп, злоупотребление властью и искушение вседозволенностью. Отчуждающий родитель применяет такие методы для заполнения родительского вакуума, освобожденного отчуждающим родителем. Таким образом, целевые/отчужденные родители совершенно неправильно поняты и вдвойне становятся жертвами неопытного профессионала, который затем называет их слишком суровыми и неуважительными к чувствам и желаниям своих детей.
- Большинство специалистов путают патологические отношения со здоровыми родственными связями. Для наивного наблюдателя близость и зависимость, наблюдаемые в отношениях между отчуждающим родителем и ребенком, кажутся нормальными и совершенно здоровыми. Но это не так. В результате этих дисфункциональных отношений отчужденные дети теряют свою индивидуальность; должны подавлять их естественные чувства любви и потребности в отчужденном родителе; ими манипулируют, чтобы разрушить отношения с отчужденным родителем. Это чрезвычайно опасно и вредно для ребенка.
Попав в ловушку этих когнитивных ошибок, специалисты в области
психического здоровья, которые не имеют практического опыта в отчуждении детей,
затем поддаются другим предубеждениям, которые приводят их к выводу, что
отчуждающий родитель компетентен в воспитании, а целевой родитель – нет,
другими словами, эти профессионалы отлучают целевого родителя от ребенка.
Например, у целевого
родителя часто присутствуют симптомы тревоги, депрессии и страха. Неквалифицированные профессионалы не понимают, что эти
симптомы являются ситуационными и вызваны
отчуждением от своего ребенка, то есть
внешними причинами. Как отметил доктор Миллер,
это является фундаментальной
ошибкой. Это одна из самых распространенных и
пагубных когнитивных ошибок. Аналогично, для
профессионалов, не знающих о PAS, принято считать, что гнев целевого родителя
является результатом недостатка характера, а не результатом травмы, вызванной
отчуждением. Эта травма может включать:
Страдание от действий отчуждающего родителя и ребенка;
Жестокое обращение со
стороны профессионалов в области психического здоровья и/или судебных систем, которые были вовлечены в отчуждение родителя;
- Ложные обвинения в злоупотреблении своим ребенком;
- Опасность тюремного заключения из-за ложных обвинений; или
- Лишение финансовых ресурсов или банкротство.
Даже самый эмоционально
стабильный человек стал бы тревожным и злым перед лицом таких угроз личной
безопасности.
Другой распространенной
ошибкой является неспособность адекватно рассмотреть базовую ситуацию. Если основной проблемой является отчуждение, то, по
определению, поведение целевого родителя было в целом приемлемым, и не было
никаких признаков злоупотребления или пренебрежения в отношении ребенка.
Воспитание ребенка со стороны целевого родителя было
адекватным, и отношения с ребенком были хорошими или нормальными. Тем не менее некоторые профессионалы игнорируют эти
критические элементы истории семьи, уделяя слишком много внимания личным наблюдениям и слишком мало внимания уделяя
базовым отношениям.
Другие распространенные
когнитивные ошибки в таких случаях включают:
- Закрепление. Используется в когнитивной науке, закрепление относится к феномену, когда на суждение необоснованно влияет исходная информация, и проводится неадекватная ее корректировка при появлении дополнительной, противоречащей информации.
- Предубеждение. Профессионал, не знающий о PAS, может поддаться предвзятости , т.е. фокусировать внимание на доказательствах, которые могли бы подтвердить гипотезу, пренебрегая доказательствами, которые могли бы опровергнуть ее.
- Преждевременные выводы. Эта когнитивная ошибка возникает, когда эксперт приходит к окончательному выводу или диагнозу, прежде чем получить и рассмотреть всю достаточную для этого информацию. Факторы, которые приводят к преждевременному выводу в случае отчуждения, включают, но не ограничиваются, завершение и представление экспертного заключения без получения информации от предыдущих терапевтов; не имея возможности провести собеседование со всеми соответствующими свидетелями, особенно присутствующих при контактах родителя и ребенка, которых видели положительные моменты отношений целевого родителя и ребенка или с теми, кто может подтвердить отчуждение. Эта ошибка возникают также из-за неспособности должным образом оценить внутрисемейные отношения путем проведения полуструктурированных интервью не только с семьей в целом, но и с каждым отдельным членом.
Учитывая огромную
ответственность профессионалов, которые вмешиваются в жизнь детей, нам надлежит
использовать самый высокий уровень профессионального поведения и этики. Это означает выбор только профессионалов, обладающих
достаточным опытом и навыками для решения таких дел, поскольку они сильно
противоречат здравому смыслу.
Замечания автора:
(1) Предыдущие
комментарии о судебных экспертах также
применимы к специалистам по воссоединению и другим специалистам. Я много писала о соответствующей терапии в своей книге «Синдром
родительского отчуждения»: «Семейная терапия» и «Системный подход к воссоединению».
Я также внесла раздел, посвященный лечению для работы
с отчужденными детьми и семьями: клиническое руководство (2012 г.), то есть книга, ранее обсуждавшаяся в этой статье.
Я с нетерпением ожидаю
статьи, обобщающей вопросы лечения в случаях отчуждения родителей
Национальной организацией родителей.
(2) Я хотела бы поблагодарить доктора Стивена Миллера за
рассмотрение этой рукописи и предложение предложений до публикации.
Комментариев нет:
Отправить комментарий