Салли Парслоу получила квалификацию юриста в Королевском колледже в Лондоне и. участвовала в семейных судебных процессах, связанных с опекой над детьми в течение 35 лет и была членом Детской комиссии юридического общества. Она получила степень магистра в области консультирования и психотерапии в Рохэмптонском университете, работала в NHS, а также психотерапевтом в организации Family Mediation в Лондоне. Теперь она занимается частной практикой в Лондоне в качестве психотерапевта и семейного консультанта. Она член Южной ассоциации психотерапевтов и консультантов (SAFPAC) и является Председателем этического комитета SAFPAC.
Источник https://www.researchgate.net/publication/344645432_The_narratives_of_parental_alienation
European Journal of Psychotherapy & Counselling, Volume 22, Issue 3-4, 2020
Опубликовано: 07 сентября 2020 г.
ПОВЕСТВОВАНИЯ ОБ ОТЧУЖДЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ
РЕЗЮМЕ
Когда семьи находятся в конфликте с высоким уровнем эмоциональной активности такой как гнев, страх, утрата и горе у вовлеченных взрослых, это может повлиять на детей и молодых людей в семье, особенно в результате сознательного и бессознательного эмоционального влияния и манипуляции. Одним из аспектов этого является то, что один из родителей использует свою власть над ребенком для отчуждения другого родителя. Иногда это явление называют родительским отчуждением. Эта терминология восходит к работе Ричарда Гарднера, который разработал концепцию синдрома родительского отчуждения. Он исследовал феномен, который обозначают термином «отчуждение родителей», течение и его последствия. Ограниченные возможности судебной системы Великобритании оставляют ребенка наедине с этой ситуацией. В этой статье рассматривается, как психотерапевты могут помочь молодым людям осмыслить свой опыт попадания в ловушку деструктивных семейных историй требующих собственного критического осмысления.
Вступление
Автор занимается психотерапией с людьми в возрасте от 17 лет и старше и с семьями, также является юристом, и представляла интересы детей в суде на протяжении многих лет. Как семейный медиатор, работает с детьми, которые вовлечены в развод родителей. Работала психотерапевтом в организации, которая предоставляет услуги людям, разлученными с семьей и находящимся в тяжелом семейном конфликте.
В этой статье исследуется, как повествования о конфликте взрослых влияют на молодых людей. Такие рассказы являются одним из конкретных аспектов развития конфликта между взрослыми людьми и, как линза, отражают средства, динамику и нюансы использования повествования.
Явление, которое было названо родительским отчуждением, имеет особую форму и конкретный результат, который привлек многопрофильную работу и стал предметом целевых исследований. Можно сказать, это повествование о повествовании, которое изо всех сил пытается признать возможность альтернативного повествования.
Родительское отчуждение - это эмоциональное действие, которое вызвало споры в среде психотерапевтов, специалистов службы поддержки семьи и юристов по всему миру. Термин «эмоциональное действие» будет в этой статье означает действие в эмоциональной сфере, которое возникает по сознательному или бессознательному мотиву, которое может проявляться физически или вербально, или которое может быть невербальным или «ощутимым», но которые оказывает влияние на другого человека.
Часто возникает желание определить и назвать явление и его причины, чтобы мы могли знать, из чего оно состоит, и какие средства правовой защиты могут применяться в этом случае. К сожалению, отчуждение родителей является наиболее сложной проблемой, трудно поддающейся решению, поэтому, возможно, стоит взглянуть на нее с точки зрения недоумения и непонимания, таким образом рассмотрев то, что возникает «в голове» у большинства людей, которые с ней сталкиваются
Автор начнёт с краткой истории юридических и психологических представлений об этом явлении, а затем попытается заглянуть внутрь и за пределы окружающих его повествований. Примеры из практики помогают пролить свет на то, как молодой человек воспринимает это явление, оказавшись в подобном затруднительном положении, а также показывающие, что эта драматургия конфликта взрослых является эмоциональным действием, которое вызывает у молодых людей всевозможные проблемы, которые могут быть очень серьезными и последствия от которых часто можно увидеть в терапевтическом кабинете, но которые категорически будет отрицать молодой человек. Эта работа, по мнению автора, требует пристального внимания, поскольку клиент использует психологическую защиту из-за чрезвычайной болезненности его переживаний.
Краткая история родительского отчуждения
Впервые была идея эмоционального действия, называемого родительским отчуждением была описана Валлерстайном и Келли в 1976 году. Название «синдром родительского отчуждения» было предложено американским психиатром Ричардом Гарднером на основании его наблюдений за тем, что происходит в процессе родительского конфликта с ребенком, когда один из родителей настраивает ребенка против другого родителя путем злоупотребления властью над ребенком (Gardner, 1987., 1992). Гарднер предположил, что существует совокупность явлений, которые могут наблюдаться при психотерапевтической работе с детьми и молодыми людьми, которые он назвал синдромом родительского отчуждения. Эти проявления включали в себя отсутствие чувства вины у ребенка перед унижением и клеветой на отчужденного родителя, заимствованные сценарии, абсурдные причины обвинений, феномен «независимого мыслителя», рефлексивную поддержку отчуждающего родителя и отсутствие амбивалентности.
Синдром родительского отчуждения - одно из немногих эмоциональных состояний, которое не было включено в качестве диагноза в DSM. Однако в мире, в котором кажется, что ни одно явление человеческой психики не может быть оставлено без научного изучения, последствия родительского отчуждения классифицируются в пятом издании Диагностического и Статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5) как психическое состояние «ребенка, пострадавшего от конфликта родителей» (CAPRD; Bernet и др., 2016).
Классификация родительского отчуждения Гарднером как синдрома была оспорена юридическим и психологическим сообществом, возможно, как реакция на его противоречивые взгляды на педофилию (т. е. предполагают, что в то время как педофилия оценивалось как преступное поведение, он считал это частью репертуара сексуальности, потенциала каждого из нас, хотя и сейчас это непопулярный образ мышления об атипичном сексуальном поведении). В правовой системе Великобритании судьи и другие профессионалы часто предпочитают использовать термин непримиримая враждебность, но этот термин не характеризует точно это явление. Каким бы ни был термин и какова бы ни была непопулярность Гарднера, нельзя не обращать внимания на то, что происходило что-то особенное с точки зрения эмоционального воздействия на детей в некоторых конфликтных семьях, и необходимы дальнейшие исследования. Эти новые исследования, казалось бы, вытеснили работы Гарднера, но по анализу они как бы заново раскрывают многое из того, что обнаружил Гарднер, сохраняя часть терминологии и приходят к аналогичным выводам, в то же время перемещая работу и имя Гарднера в тень. Поразительно, что тот человек, чья работа касалась выявления скрытых причин отчуждения родителей, сам подвергается попытке вычеркнуть его из этих истории этих исследований, этот аспект обсуждался Майклом Боуном (Bone, 2003).
Обзор и обобщение исследований, содержащихся в Обзоре 2018 г.
Исследования и прецедентное право об отчуждении родителей (Даути и др., 2018 г.) согласно британской организации CAFCASS, привело к определенной формуле «набора инструментов» для помощи тем, кто участвует в судебных спорах с участием детей, лучше понять, как дети переживают развод их родителей. Этот особый инструмент рекомендуется для анализа определенного поведения для определения наличия родительского отчуждения.
Эти модели поведения ребенка, изложенные в Оценке воздействия на детей CAFCASS Framework, поразительно похожи на те, которые идентифицировал Гарднер, и включают:
Неоправданно негативное мнение относительно одного из родителей,
Оскорбление отвергнутого родителя,
Реакции ребенка, несоразмерные поведению родителя,
Ребенок говорит без подсказки о недостатках отвергнутого родителя,
Пересмотр семейной истории или воспоминания о событиях, которых не могло быть.
Отсутствие амбивалентности по отношению к отвергнутому родителю.
Ребенок утверждает, что боится, но агрессивен или воинственен в отношении отвергнутого родителя.
Последствия родительского отчуждения
Исследование психотерапевтов показало, что когда один из родителей настраивает ребенка против другого, это приводит к долгосрочным негативным последствиям для психического здоровья ребенка, таким как недоверие к другим людям и недоверие к собственным чувствам у ребенка, низкая самооценка и депрессия, зависимость и проблемы с адаптацией в отношениях и, как правило, более высокий уровень проблем с психическим здоровьем (Бейкер, 2005 ; Бейкер и Бен-Ами,2011 г.).
Эми Бейкер (2005) выяснила, что ненависть к отчужденному родителю может быть интернализована как ненависть к себе, поскольку ребенок растет с осознанием того, что в нем есть что-то от отчужденного родителя. Кроме того, исследование Бейкер и Бен-Ами (Baker&Ben-Ami, 2011) обнаружило, что дети-жертвы родительского отчуждения усвоили отчуждающее сообщение родителей о том, что отчужденный родитель их не любит, и от этого они чувствуют себя нелюбимыми.
Карен Вудолл - британский психотерапевт, активно работающий с семьями, в которых происходит отчуждение родителей. Однако Вудолл предпочитает в настоящее время не использовать термин «родительское отчуждение», она вместо этого использует термин «индуцированное психологическое расщепление». Она отмечает, что язык детей, который может рассматриваться как проявление родительского отчуждения с помощью невербальных действий отчуждающего взрослого, который требует, чтобы они разыграли невысказанное, становится поведенческим, а не символическим (Woodall, 2020a). Она обнаружила, что индуцированное психологическое расщепление вызывает то, что Винникотт называл ложным Я (Винникотт, 1960), ребенок отчужден от себя, поэтому не знает границ собственного Я, у него нет собственного ума, хотя он убежден, что его взгляды на отчужденного родителя выражают его собственное мнение (Woodall, 2020b ).
Отсутствие амбивалентности
Исследования Гарднера, и выводы CAFCASS выделяют отсутствие амбивалентности как фактор, вызывающий отчуждение родителей.
В частности, выраженное «отсутствие амбивалентности, проявляющееся отчужденным ребенком служит для наблюдателя определяющей характеристикой присутствия родительского отчуждения» (Jaffe et al., 2017 ).
Jaffe et al. (2017) и Corradi (2013) предлагают способ исследования амбивалентности (и ее отсутствия) в контексте отчуждения родителей.
Это может быть описано в терминах эдиповой модели Фрейда. Двойственность в эдиповой ситуации вызывает страхом перед насилием в виде кастрации или отцеубийством, потенциал которого мирно нейтрализуется идентификацией с родителем того же пола. Это решение, в котором никто не должен умереть и способ, которым могут поддерживаться отношения со всеми членами семьи, несмотря на то, что это влечет за собой отказ от определенных чувств к родителю противоположного пола, отказ от которого несет в себе сожаление, но по обоюдному согласию.
Однако в ситуации родительского отчуждения, тревога амбивалентности разрешается только когда ребенок выбирает одного родителя и отвергает другого, что лишает ребенка возможности одновременно злиться и любить родителя. Корради (2013) говорит о том, что неспособность одновременно терпеть любовь и ненависть приводит к «наследованию неудач и ожиданий отказа», к потере доверия, которое через перенос выражается в расщеплении. Он заметил, что эти пограничные и отчужденные от родителей дети имеют схожие характеристики объектного отношения к конкретным объектам любви, и это расщепление раздвигает границы людей, чтобы разрушить отношения. Можно сказать, что то же самое верно и для отчужденного ребенка, который вынужден отрицать положительные качества отчужденного родителя. Анна Фрейд (1966) указала на это отрицание как на механизм отрицательного влияния на способность обучаться на собственном опыте и, таким образом, усваивать гибкие механизмы выживания.
Французский психотерапевт и философ Жак Лакан предполагает, что амбивалентность является краеугольным камнем психоанализа и утверждает, что наличие бессознательного по своей сути предполагает амбивалентность. Лакан утверждал, что нельзя иметь любви без ненависти (Lacan, 1999 , p. 91).
Реакция на отчуждение родителя
Правовая система Великобритании, которая должна учитывать Закон о детях 1989 г. и Конвенцию Организации Объединенных Наций о правах ребенка, способствует реализации прав детей на участие в принятии решений о них с ответственностью судов за эти решения, которые «принимаются в наилучших интересах ребенка». В судебном порядке разрешения подобных споров о детях предполагается, что в наилучших интересах ребенка он должен контактировать с обоими родителями. Таким образом, судьи Великобритании должны способствовать контакту между детьми и их родителями. В обзоре CAFCASS цитируются слова судьи по делу Мабон против Мабон ([2005] EWCA Civ 634) о том, что для защиты прав детей UNCRC, необходимо признают право на свободу выражения желания детей, но говорит, что отчуждение родителей создает дилемму, когда соблюдение прав ребенка на проживание с одним из родителей может оказаться бесполезной, если ребенок подвергся воспитанию отчуждающего родителя и решение может приниматься в нарушение желания детей, если они будут вынуждены воссоединиться с отчужденным родителем (Bala et al., 2010 ).
Обзор CAFCASS включает в себя виды вмешательств, которые были предмет исследования. Это были:
(а) анкеты, раздаваемые семьям для выявления отчуждения родителей,
(б) 4-дневные семинары для семей,
(в) ретрит для детей вдали от обоих родителей с психолого-педагогическим введением до того, как отчужденный родитель присоединится к ребенку, где они оба затем получат психолого-образовательную помощь, а в дальнейшем продолжат психотерапию за пределами учреждения,
(г) семейная групповая работа с акцентом на когнитивные поведенческие модули, стратегии выживания, работа над «новой» историей жизни и выражением чувств,
(д) пятидневный семейный «лагерь», которым руководят бесплатные психологи.
В обзоре CAFCASS говорится, что отсутствие количественных данных делает метаанализ исследования невозможным. Однако профессионалы продолжают делать то, что они считают лучшим для детей, осуществляя руководство в этой сложной области знаний, хотя не знают, что делать или с чем они имеют дело когда сталкиваются с последствиями для детей этого воздействия на них взрослых в конфликте.
Дело Re H, рассмотренное Судом по семейным делам Великобритании в 2019 году, было примером решения судьи, которому помогло заключение одного из ведущих экспертов по родительскому отчуждению доктора Джанин Брайер, в котором были глубоко проанализированы факторы, которые указывают на отчуждение родителей, его причины и последствия. Однако на каждый такой случай, вероятно, существуют сотни людей, которые не получают своевременного и глубокого анализа ситуации.
Другой случай, Re A, трагически показал непоправимый эффект отсутствия выявления отчуждения родителей в достаточно ранней стадии, так что все, что суд мог сделать, это провести по сути, вскрытие тела взаимоотношений ребенка с его отчужденным родителем.
Несмотря на обзор исследований CAFCASS, сэр Джеймс Манби, бывший Председатель судов по семейным делам в Великобритании в речи, произнесенной в феврале 2020 г. (Манби, 2020.) призвал к «всеобъемлющему международному литературному обзору всех существующих неправовых исследований существования, причин и последствий, а также средств выявления отчуждения родителей».
Барнетт (2020 , с.18) комментирует: «Очень приятно видеть сообщения о случаях серьезного исследования, но мы действительно не знаем, что происходит в тысячах дел в судах низшей инстанции. Нам нужно знать, в какой степени распространено отчуждение родителей, оправдано ли оно, как оно происходит и каковы его последствия».
Хотя психологи оспаривают отчуждение родителей, его происхождение и методы борьбы с ним, юрист высказал полезные советы: Судья Макфарлейн, ныне президент Семейного отдела (эта часть судебной системы Великобритании, которая занимается семейными делами), выразил мнение о том, что суды должны сосредоточить внимание на конкретном поведении конкретного родителя по отношению к конкретному ребенку в каждом отдельном случае. Если Семейные суды могут феноменологически подходить к тяжелому положению ребенка, можно надеяться, что мы, терапевты, тоже сможем это сделать.
Феноменологический отчет
Дэнни 19 лет. Он пошел на психотерапию, потому что у него была депрессия и ему нужна была помощь. С 14 лет он хотел пойти в армию и ему дважды отказывали, потому что он не мог сдать письменные тесты. Он страдал от панических атак. Когда он шел на экзамены или пытался писать сочинение, все, что он выучил, пропадало из памяти, и он не знал, что сказать.
Он не смог выразить ни единого слова на бумаге, и это вызвало у него панику. Дэнни чувствовал, что во время приступов паники его разум словно исчезает. О своих родителях он сказал: «Мой отец обеспечил меня всем. Моя мама предала семью, и я ее ненавижу». Он рассказал историю, в которой его мать и отец расстались, когда ему было 12 лет, из-за романа матери на стороне. Несмотря на регулярные попытки его отца через судебную систему получить опеку над ним, Дэнни жил до 14 лет со своей мамой.
Однако затем он рассказал, что новый партнер его матери напал на него и он уехал жить к своему отцу. Дэнни использовал очень резкие выражения в отношении своей матери (например, преступница, не-мать, взрослая баба) и его враждебность распространилась на ее партнера и ее отца, дедушку Дэнни. Напротив, своего отца он называл героем. Он был солдатом и служил в Северной Ирландии во время конфликтов, и Дэнни сказал, что он пострадал психологически от этого, но эти страдания усугублялись аморальным поведением его матери. Дэнни вспомнил растерянность и горе своего отца, когда он обнаружил измену жены. Он вспомнил, как его отец страдал и плакал. Это было ужасно для Дэнни, о чем он засвидетельствовал. Сам Дэнни плакал, вспоминая это. Дэнни заметил, что его отец не пытался повлиять на его чувства, напротив, его отец позволил ему помочь подготовить все письменные заявления для суда. Сам Дэнни также делал письменные заявления против своей матери и ее нового партнера различным профессионалам, включая полицию. Он подчеркнул, что это произошло не потому, что отец заставил его, а потому что он лично так чувствовал, сам хотел делать такие заявления. Его отец помог ему с формулировкой и отправил их различным профессионалам, но это он, Дэнни, хотел это сделать.
Он сказал, что его мать лгала. Она продолжала лгать ему даже на нечастых встречах, заявив, что не было нападения на Дэнни со стороны ее парня.
Она все время напоминала ему, что суд установил, что не было нападения, но Дэнни ругал судебную систему, которая доверяет лжецам. Когда его спросили, сам Дэнни сказал, что у него нет воспоминаний о нападении, он не мог вспомнить его, но он знал, что это произошло, иначе он бы никогда не сказал, что это было. Зачем ему лгать?
Когда его попросили подумать, может ли быть два или даже больше версий происшедших событий, он стал чрезвычайно взволнован и рассердился на своего психотерапевта и пригрозил, что перестанет приходить на сеансы. Идеи об иных версиях происшедшего нужно было вводить очень мягко, замечая, в моменты, когда он чувствовал себя наиболее спокойным в терапевтической комнате, когда он мог бы признать что то что было раньше, немного отличалось от того, что он считал сейчас, с точки зрения чувства или осмысления, но так, что эта разница воспринимается как не представляющая опасности.
Но главным для Дэнни было то, как он попал в армию. Он хотел знать, как проходить психологические тесты. Он был убежден, что должен правильно отвечать на них и волновался, потому что никто не объяснил ему, что говорить. Он сказал, что имело значение не то, что он хотел сказать, а что они хотели услышать, и он не знал сможет ли это сказать.
Он твердо верил, что британская армия - это сила добра. Он был возмущен преследованием британских солдат, служивших в Ирландии. Он думал, что эти истории были сфабрикованы и представляли собой злобную ложь. Он хотел, чтобы по-прежнему существовала смертная казнь для людей, которые выдвинули ложные обвинения, потому что «избавление от лжецов избавляет от лжи».
Одна из вещей, в которой Дэнни обвинял свою маму, было непонимание Дэнни с ее стороны, неверность и отсутствие самопожертвования. «Она не хочет чтобы я попал в армию, она думает, что меня могут убить, но она не понимает, это было бы хорошо для меня. Это мой долг - отдать свою жизнь за страну».
Подход к родительскому отчуждению через идеи повествования
Работы философов Лиотара (чьи идеи о повествовании стали известны как постмодерн), и Левинас могут предложить способ понимания Дэнни (потому что он просит понимания, а не навязывания решения) и для более широкого осмысления ситуаций многих других молодых людей, оказавшихся вовлеченными в эту вредную манипуляцию взрослыми и для нас, практиков-психотерапевтов, увлеченных повествованиями о власти, страхе и отчуждении.
Можно сказать, что Дэнни стал настолько отчужденным, что даже не понимал, что он был отчужден. Его убеждения были либо сильными, жестокими и безапелляционными, либо полностью отсутствовали, так что он не мог понять для себя самого, что он хочет сказать, но вместо этого пытался понять, что он должен сказать. Он был как треснувшее зеркало, когда в нем одни отражения сильно преувеличены, а другие полностью отсутствуют. Идея создания собственного повествования, которое может учитывать несоответствия и вариации в зависимости от настроения, времени и опыта были заблокированы для него.
Возможно, это будет полезным предложением в нашей работе с молодежью, особенно для вовлеченных в конфликты между взрослыми, которых они любят и к которым они привязаны, которое состоит в том, чтобы позволить молодому человеку смотреть на отражения из разных зеркал, поэкспериментировать со своим собственным мнением, позволить существовать амбивалентности, непоследовательности и недоверчивости.
Практическая мудрость в случае с Дэнни может помочь ему восстановить возможности амбивалентности и разобраться в конфликте его жизни.
Джон С. Хоффман описывает, как Гарднер, один из первых сторонников родительского отчуждения, использовал рассказ в терапевтической работе с детьми, которые страдали, по его описанию, от «Синдрома родительского отчуждения» (Hoffman, 1986).
Исследование повествования в радикальной возможности говорить и быть услышанным в терапевтическом кабинете, также предлагает молодому человеку средство различения иных версий происшедшего. Способ высказывания согласно работе Левинаса «Иначе, чем Бытие», во всей своей перформативной энергии приводит нас к необъятности значения лица другого человека, и раскрывает вызов ответственности. Чтобы это произошло, рассказ должна быть засвидетельствован как жест другому, говоря это тому, кто слушает. Это верно в отношении обсуждения, которое я разрабатываю в этот самый момент. (Левинас, 1974 , с. 170).
Дилемма взрослых и детей
Как мы видели, слишком часто ребенок остается с отчуждающим родителем, и не в результат внимательного рассмотрения каждого отдельного случая судом, а просто потому, что вопрос слишком сложен и приводит к тому, что перегруженная судебная система будет слишком дорогой с точки зрения оплаты юридических услуг для большинства родителей.
Терапевтическая работа с отчужденным ребенком, все еще находящимся на попечении отчуждающего родителя представляет собой серьезную проблему, особенно, когда терапия может быть назначена позже, после того, как отчуждение укоренится.
Для многих практикующих юристов и психологов, как показывают исследования, цель работы с молодыми людьми – это вернуть их отношения с отчужденным родителем. Учитывая вред, наносимый отчуждением, можно выразить сомнение в успехе такого подхода. Однако можно предположить, что это стоит делать, учитывая, что в безвыходной ситуации ребенок не всегда является пассивной жертвой, но может быть сам участником отчуждения.
В этом отношении интересны размышления Jaffe et al. (2017) со ссылкой на исследование Стокгольмского синдрома (De Fabrique et al., 2007) о том, что отчуждающий родитель - это самый могущественный родитель, побеждающий в битве за сердца и умы детей. Он может распознать, что ребенок чувствует страх и хрупкость отчуждающего родителя и поэтому выбирает какое-то меньшее зло или необходимую жертву (что присутствует у Дэнни), занимает жертвенное положение. Взрослым может быть слишком сложно признать, что ребенок находится в затруднительном положении, связанном с жертвенным выбором, и отказ взрослого в этой возможности выбора может быть насилием по отношению к ребенку.
Это решения принимают взрослые, но разве это не способы, которые спасают родителя, а не ребенка (где опека над ребенком является подпоркой в версии его авторитета)? Здесь родитель устанавливает свою власть, а затем отменяет ее и приписывает свою беспомощность недостаточному авторитету, недостаточному вмешательству и так далее в поисках бесконечной власти, маскирующейся под обязанность.
Нет ясного ответа в таких ситуациях, как избавить от страданий как ребенка, так и взрослого.
В феномене, который называется родительским отчуждением, когда взрослые осознают, что делают, возникает вопрос о власти. Идеей оставить себе ребенка как собственность одержим один из родителей, который беспокоится о том, что если ситуация будет проверена в суде, предпочтительным исходом будет передача места жительства целевому родителю. Когда это явление наблюдается в терапевтическом кабинете, фокус работы часто переключается на воссоединение ребенка с отчужденным родителем. Проводятся аналогии со сценариями насильственного похищения, такого как Стокгольмский синдром, когда дети содержатся в одиночестве в подвале похитителями, которые становятся их единственным источником власти над личностью и отношениями. Как мы видели, большой вред наносится, когда ребенка вынуждают ненавидеть и отвергать родителя, но можно высказать мнение, что большой вред также может быть вызван насильственным удалением от родителя, к которому ребенок сильно привязан отчасти из-за внутренней хрупкости этих родителей. Возможно, дальнейшие исследования этой области внесут ясность в этот вопрос.
Очень часто при работе с молодыми людьми, вовлеченными в конфликт взрослых, поле боя переносится в душу ребенка, как в случае родительского отчуждения. Терапевтическая практика, показывает, что всегда требуется попытаться каким-то образом заблокировать шокирующий боевой шум конкурирующих нарративов, выбирая один и устраняя все другие, но, если дети смогут найти надежное и открытое пространство, они могут постепенно получить возможность самостоятельно осмыслить различные повествования. Это идея, которую высказал и использовал Гарднер.
Автор предполагает, что лучше всего попытаться обеспечить безопасность детей, чтобы развить доверие к их собственным рассказам об их личном опыте и переживаниях и, следовательно, об их основах существования. Если эти базы разрушены, то у ребенка нет точки отсчета компаса, и ему суждено быть навечно брошенным в шторм эмоционального состояния других людей. Молодые люди в этой ситуации, часто могут проявлять крайнюю приверженность позиции, которая им не принадлежит, и которая может служить бетонной стеной для развития амбивалетности и индивидуальной правды (самосознания), стеной, которая удерживает их внутреннюю очень укрепленную психологическую защиту, за которой скрываются печаль и стыд, раскаяние, страх и осуждение безграничной власти.
При вынесении судебных решений об изоляции ребенка от отчуждающего родителя, цель состоит в том, чтобы дать ему передышку от отчуждающего воздействия в надежде на то, что целевой родитель сможет обеспечить безопасную среду для ребенка. Возможно, терапевтическую комнату можно было бы использовать как безопасную среду, если бы мы, как терапевты, могли освободиться сами от повествований о власти, в которые мы вовлечены. Это образ процесса суда по семейным делам говорит о том, что голос ребенка должен быть услышан. То же самое и с терапевтическим кабинетом.
Автор работал с семьей, в которой мать, находясь на сеансах для взрослых постоянно использовалась оскорбительными прозвищами в адрес отца и яростно обвиняли его во всех семейных трудностях. Ее злоба и ярость были ощутимы, и она не могла это контролировать. Однако мать сообщила, что сказала их 11-летней дочери, что папа ее любит. Она думала, что это позволит ей избавиться от необходимости исследовать свою лютую ненависть и поведение по отношению к отцу, сидевшему в безмолвной безнадежности во время этих нападений. На своих занятиях девочка смогла сформулировать степень напряжения своей жизни и желание, чтобы ее родители ладили между собой, но также сказала с большой грустью, что она знала, что ее мать никогда не простит ей любовь к отцу, и что ей пришлось попытаться жить между ними обоими. Однако за четыре месяца работы в терапии становилось все труднее и труднее ее не втягивать в рассказ о матери. На сессиях она говорила о том, что происходило и какой новый ужас отец навел на мать (по словам матери) на той неделе, но смогла проанализировать эту ситуацию и создать своего рода параллельный рассказ, к ее очевидному облегчению. Условием прихода девочки на сеансы было то, чтобы ничто из ее рассказа я никогда не передавала ее родителям.
Через четыре месяца ее мать отозвала согласие на продолжение психотерапии.
Вопросы без ответов
Как мысли философов, исследования психологов, и опыт работы в терапевтическом кабинете раскрываются через призму родительского отчуждения о вооруженных нарративах власти?
Можем ли мы признать насилие над детьми и молодыми людьми в мире взрослых?
Можем ли мы смириться с мыслью, что вред детям причиняют не только убийства?
Как мы можем контролировать и улучшать взрослый мир, если только у нас будут надежные исследования, финансирование и власть? Это может привести к тому, что на словах подчеркнут важность индивидуального опыта, но затем отправят его в кучу других опытов, так что он становится невидимым и неважным.
Одно дело заметить, что явление имеет место. Другой вариант - присвоить ему название и ввести в DSM как патологию, или, в случае закона, ограничений на пределы использование своей собственной родительской власти.
С другой стороны, как насчет признания постмодернистской точки зрения?
Ведь даже изнутри этой контролирующей парадигмы может возникнуть понимание ценности, которое может помочь, например, факт невозможности создать мир, в котором молодые люди действительно будут защищены, люди искренне пытаются помочь, но они связаны противоречивыми авторитарными идеями, возможно, придерживаясь той, которая имеет наибольшую силу в любой момент времени, так что по крайней мере что-то можно почувствовать как «сделанное».
Одна молодая женщина сказала мне в слезах: «Я говорила себе, что вы же мои родители, почему бы вам просто не разобраться? Почему я должна это делать?»
Мы, взрослые, вынуждены говорить: «Извините, я не уверен, что смогу исправить это, но я слышу как для вас это больно, и я выслушаю. Хотите рассказать больше?»
ПРИМЕЧАНИЯ
* CAFCASS: Служба консультаций и поддержки Суда по делам детей и семьи, которая представляет собой отдел в основном социальных работников, который помогает семейным судам Великобритании.
* NICE: Национальный институт здравоохранения и передового опыта (NICE) является государственным органом Министерства здравоохранения Великобритании, издающим руководящие принципы в отношении здравоохранения и социальной помощи. Он использует в первую очередь доказательный подход, основанный на оценках, которые составляют основу формулировок методических рекомендаций.
ЛИТЕРАТУРА
Baker, A. L. (2005). The long-term effects of parental alienation on adult children:
A qualitative research study. The American Journal of Family Therapy, 33(4), 289–302. https://doi.org/10.1080/01926180590962129
Baker, A. L., & Ben-Ami, N. (2011). To turn a child against a parent is to turn a child against himself: The direct and indirect effects of exposure to parental alienation strategies on self-esteem and well-being. Journal of Divorce & Remarriage, 52(7), 472–489. https://doi.org/10.1080/10502556.2011.609424
Baker, A. L., Burkhard, B., & Albertson-Kelly, J. (2012). Differentiating alienated from not alienated children: A pilot study. Journal of Divorce & Remarriage, 53(3), 178–193. https://doi.org/10.1080/10502556.2012.663266
Bala, N., Hunt, S., & McCarney, C. (2010). Parental Alienation: Canadian Court Cases 1989-2008. Family Court Review, 48(1), 164–179. https://doi.org/10.1111/j.1744-1617.2009.01296.x
Barnett, A. (2020). A genealogy of hostility: Parental alienation in England and Wales. Journal of Social Welfare and Family Law, 1(1), 18–29. https://doi.org/10.1080/09649069.2019.1701921
Bernet, W., Wamboldt, M. Z., & Narrow, W. E. (2016). Child affected by parental relationship distress. Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry, 55(7), 571–579. https://doi.org/10.1016/j.jaac.2016.04.018
Bone, J. M. (2003, Fall/Winter). Parental alienation syndrome: Examining the validity amid controversy. Commentator: The Family Law Section, XX(1), 24–27. http://dx.doi.org/10.1080/01926180903586583
CAFCASS Child Impact Assessment Framework. CAFCASS. https://www.cafcassgov.uk/grown-ups/professionals/ciaf/
Corradi, R. B. (2013). Ambivalence: Its development, mastery, and role in psychopathology. Bulletin of the Menninger Clinic, 77(1), 41–69. https://doi.org/10.1521/bumc.2013.77.1.41
De Fabrique, N., Romano, S. J., Vecchi, G. M., & Van Hesselt, V. B. (2007).Understanding Stockholm Syndrome. FBI Law Enforcement Bulletin, 76(July),10–15.
СТАТЬИ ПО ТЕМЕ
КАРЕН ВУДОЛЛ. ЛЕЧЕНИЕ ИНДУЦИРОВАННОГО ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО РАСЩЕПЛЕНИЯ У ОТЧУЖДЕННЫХ ДЕТЕЙ
ДОКТОР СЬЮЗАН ХЕЙТЛЕР: А КАК НАСЧЕТ "ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ ЮРИСПРУДЕНЦИИ"?
КАРЕН ВУДОЛЛ. РАБОТА С ПСИХОЛОГИЧЕСКИМ РАСЩЕПЛЕНИЕМ У ДЕТЕЙ РАЗВОДА И РАЗДЕЛЕНИЯ
Комментариев нет:
Отправить комментарий